Детектив Уэда успел насосаться дармового сакэ достаточно, чтобы наклониться к лейтенанту поближе и забормотать горячим шепотом:
– Здесь такое происходит, что сам босс Хаёджи – отчаянный человек! – обоссался кипятком и уехал лечить ожоги к целебным источникам. Слушай…
Вылет отложили на сорок минут, к полковнику подошел офицер в летной форме, и, козырнув, увел в лабиринты диспетчерской службы. Но лейтенант Такэда недолго наслаждался одиночеством – по пустому, гулкому залу разнеся грохот кованых сапог, следом возник и их обладатель, запыхавшийся криминалист Момоси: форменный головной убор съехала на затылок, волосы растрепаны, а из толстой папки, которую капитан обеими руками прижимал к груди, со всех сторон в беспорядке торчали листки бумаги. Лейтенант поостерегся бы являться к начальству в таком виде даже в седьмом часу утра! Зато физиономия криминалиста излучала сияние, словно на него только что снизошло сатори22, – оказывается, они ждут прибытия доктора Исигуро – ученого, которого отделяет от Нобелевской премии только секретность его работы.
Подполковник Исигуро ничем не выдавался среди других военных, поднимавшихся по трапу. Среднего роста, средней же комплекции, сероватая кожа усталого человека, щеточка усов, тронутых сединой. Такие точно усы носил прославленный дедушка лейтенанта по материнской линии – генерал Сабуро. Многие офицеры считают их необходимым атрибутом воинской славы и магнитом для женского внимания, хотя лейтенант Такэда не разделял такого мнения, культивировать растительность на лице казалось ему бессмысленным архаизмом. Багаж доктора составлял один небольшой саквояж. Он сел на узкую деревянную скамью, протянутую вдоль борта, сложил записи криминалиста аккуратной стопочкой и погрузился в чтение. Как и подобает кадровому офицеру, доктор мало заботился о телесном комфорте, а лейтенанту досталось в удел завидовать этому качеству.
Сидеть на лавке и таращится на гору ящиков и коробок, закрепленных сеткой в центре, было ужасно утомительно. Самолет по-спринтерски набрал скорость и резко ушел в небо. Лейтенант почувствовал, как его кишечник рвется ввысь, и практически подпирает подбородок. Нет, завтракать ему в такой ранний час не стоило. Он осторожно повернул голову и прижался щекой к иллюминатору. Соприкосновение со стеклом пустило холод во все тело, озноб расползался внутри глубокими трещинами. За бортом сгущались тучи, серые и неподъемные как булыжники. Придет день, когда небо рухнет вниз, и мир перестанет существовать. Холодная испарина выплеснулась на лоб, стало душно, нестерпимо жарко, лейтенант потянулся за фляжкой с водой – хотел намочить платок – но пальцы его не слушались, они скрипели и дрожали, словно привязанные к невидимым струнам. Фляга выскользнула из рук, покатилась и со звоном ударилась о металлический ящик, серые тяжелые облака медленно просачивались в салон самолета, сгущались вокруг него, сбивались в плотную, липкую массу, сдавили грудную клетку, так что невозможно вдохнуть. Перед глазами полыхнуло последнее алое зарево, сосуды в носоглотке разорвались, позволив потокам крови вырваться на свободу. Рот наполнился её стальным вкусом, Эмото чувствовал, как мирозданье стремительно сворачивается в точку.