Стало хуже. Этот качок отодвинул мои волосы в сторону и, наклонившись, коснулся губами места, где шея переходит в плечо, оставляя влажные поцелуи. Мои глаза чуть не выскочили из орбит. Он что, считает, что я хоккейная зайка или какая-то девка, которую он снял на ночь? Да он определенно не до конца протрезвел и явно не соображает!
Во мне вдруг вскипел такой гнев, что я не выдержала и не придумала ничего умнее, чем схватить ложку, которой накладывала тесто на сковородку и со всей силы ударить по лбу Новикова.
– Ай! Ты что творишь?! – взревел Кирилл, отскочив от меня. Я продолжила махать ложкой, нанося удары по всему, что попадалось под руку. – Чокнутая!
– Ты оборзел?! – кричала я, когда он перестал закрываться и наконец взглянул на меня. – Еще раз тронешь, и я тебе не только ногу дверью отшибу, придурок!
Кирилл тут же опустил взгляд на свои босые ноги и, судя по тому что опирался только на одну, страдал от боли. Меня это нисколько не трогало.
По кухне начал разноситься запах подгорелого теста. Прежде чем вернуться к плите, я свирепо посмотрела на Новикова и выругалась матом, угрожающе показывая слегка согнутую ложку.
Я выключила эфир на телефоне, проклиная соседа. Запорол мне контент! Да еще и порция оладий была окончательно испорчена. Я зарычала и сбросила ее в мусорное ведро, даже не пытаясь спасти хоть что-то.
– Молись, чтобы Дима не увидел эфир! – ворчала я, брезгливо стирая с плеча ощущение его поцелуя (никогда не признаюсь, какую реакцию он вызвал во мне на самом деле!). – Он тебя из Китая достанет! И не посмотрит, насколько ты здоровый!
Протерев сковороду салфеткой и добавив масла, я стала накладывать новое тесто. Другой ложкой. Ту я с демонстративной тщательностью вымыла с мылом.
Сделав огонь тише, я повернулась к Новикову, чтобы взглянуть ему в лицо.
Густые темные волосы, чуть небрежно зачесанные назад, были мокрыми. А выразительные карие глаза героя моих подростковых грез были полны шока. Его привычно уверенное лицо выражало замешательство и даже страх.
Простая, стильная рубашка и джинсы подчеркивали его телосложение, но даже его горячий вид не скрывал неловкости, витающей вокруг. Его губы сжались в тонкую линию, словно он подавлял эмоции.
– Вероника? – выдавил он наконец, моргнув.
Когда он осознал свою ошибку, его лицо побледнело, а в глазах появилось ощущение вины и раскаяния. Он окинул меня странным взглядом и, сощурившись, спросил: