КЛЕОМЕНА. Как смеешь ты предстать нагим передо мною? Где твои одежды? Расшитые каменьями, и серебром, и златом, в каких и надлежит на сватовство к Царице приходить?
ДИОМИД. Одежд на мне богатых ты не увидишь. В обносках жалких я танцую под открытым небом, и ноги голые мои черны от грязи. А тела своего я не стыжусь, ведь есть оно прекрасное творение прекраснейшего мира, что создал некогда прекрасный Бог.
КЛЕОМЕНА. Если ты сейчас не хочешь мертвым стать, немедленно колена преклони!
ДИОМИД. Пусть лучше мертвым стану, чем унижусь пред тобою. Ведь я пришел искать любви твоей, но унижения любовь не терпит. Знамение было мне, царица, что нам с тобой начертано в любви соединиться.
КЛЕОМЕНА. Не верю глупым я приметам, дерзкий червь! Прощайся с жизнью. Тебя я слушала лишь потому, что любопытно было мне, что за бес в тебя вселился. Но теперь…
Вперед выбегает Леонидия, мать Диомида, она бросается Клеомене в ноги.
ЛЕОНИДИЯ. Великая царица! Прости его и пощади. Не знает, что творит, безумный сын мой! Безумцем был он с детских лет. И все всегда всем делал он наперекор. Будто дух безумства им овладел, едва из лона моего он вышел. Прошу тебя, дай нам уйти. Его я уведу в седые горы и никогда он больше взор твой не осквернит своим присутствием. Он уличный танцор ничтожный, не повредит ничем он твоему величию и славе. Он танцем вдохновил всех дам Светлейшего Совета и потому стал избранным. Но то была ошибка! Недостоин он руки твоей! Вели же прочь ему уйти!
КЛЕОМЕНА. Уйти ему я не позволю. Оскорбить царицу без возмездия никто не может. Тебя я понимаю, мать, но сына твоего простить я не могу. Из уважения к тебе я только дам ему пожить еще немного. Пусть станцует лишь один последний раз, порадовав то небо, что ему дало приют земной. (Диомиду.) Прощайся с жизнью и танцуй, коль можешь, уличный танцор!
ДИОМИД. Что ж, жизнь моя, прощай. Тебя мне женщина дала, и женщина тебя же отберет. Злой рок толкнул меня в объятия той, что не обнимет никогда. Но я не буду сожалеть. Любви искал я, ничего другого, а об исканиях любви негоже сожалеть. Смотри, царица! Я, умирая от нелюбви твоей, станцую для тебя. И в этом танце душу изолью, пусть она на камни площади падет и разобьется вся, без остатка. Тебе и взгляд разящий свой не нужно будет на меня бросать, ведь в этом грозном танце я сам умру, по воле по своей, не царской. И растворюсь пусть не в любви к тебе, зато в любви к искусству.