Этот Валерий позвонил мне несколькими часами раньше. Сказал, что он друг Тео, и сообщил, что того положили в психиатрическую больницу. И что Тео хочет повидать меня. Валерий занял место рядом с водителем, я села позади него и всю дорогу смотрела то на отметину на его правом ухе, то на пыльные тротуары и стены домов, гаражи, железные коробки складских помещений, потом еловый лес, лес, лес, а потом мы приехали.
Больница располагалась в трехэтажном здании из желтых панелей средней потертости. Вахтерша записала наши паспортные данные в толстую тетрадь, и я удивилась, что охранников, кроме нее, не было. А что, если пациент вроде Тео, у которого грудная клетка с оркестровую яму, решит сбежать? Как она его остановит?
Но Тео не собирался никуда сбегать. Он вышел в комнату для посетителей: выглядел как обычно, если не считать немного распухшей верхней губы и отсутствия пары зубов. А чего я, собственно, ожидала: привидение в больничном халате? Что он истощал за двое суток? Что будет бросать дикие взгляды на воображаемых посетителей или таращиться в стену невидящим взглядом? Я надеялась, что выбили не те имплантаты, за которые его жена Татьяна недавно отдала всю зарплату.
– Значит, ты все-таки попал сюда, – сказала я.
Желтый взгляд Тео уцепился за мой.
– You can’t hold the hand of a rock-n-roll man very long, – ответил он тягуче и гнусаво, как будто цитировал Боба Дилана, а не Джони Митчелл.
Одет он был в темно-синие треники и безразмерную рубашку яркой расцветки. Заметив, что я разглядываю желто-черно-зелено-красные геометрические формы на ткани, Тео раскинул руки так, что пластмассовый стул, на котором он сидел, качнулся. Я испугалась, что он упадет навзничь.
– Это я себе тут выменял, – сообщил он.
– На что выменял?
– На футболки, которые Татьяна принесла. Вчера. И эти тоже, – он медленно наклонился вперед и по-детски ткнул в черные резиновые тапки.
Тут я поняла, что гнусавым и тягучим его голос был из-за приличной, наверное, дозы успокоительного. И подумала, что никакие седативные препараты в мире не могут лишить Тео способности располагать к себе людей. В любом месте и в любое время ему дарили вещи, деньги, улыбки и личное время. Я вспомнила бабушку в очереди за пакетом молока, которое Тео выхлестал, как только мы вышли на улицу. Бабка была злая, как оса: ругала тех неизвестных, что подняли цену на ряженку, и Тео стал шутить, что монетки у нее серебряные, и врать, что ряженку можно делать из прокисшего молока в духовке. Бабкино сердитое лицо разгладилось, и вот она уже смотрела по-матерински и вместе с тем застенчиво на странного здоровяка в старомодной дамской шляпе с черным пером.