Иддариан стал для меня вторым родным человеком, вторым отцом, дядей, а папа, видя моё отношение к герцогу, только улыбался и приговаривал: «На душе у меня легко, малышка, ведь мне есть, кому доверить тебя. Ты не останешься одна и без защиты, моё Сокровище!»
А с двух лет начали готовить ко взрослой жизни…
Сейчас я уверенная в себе 20-летняя несуществующая для мира принцесса Эрлладэна, способная дать отпор многим сильным магам и воинам Континента, ведь мои учителя – Архимаг и тот, от чьего имени дрожат полководцы всех соседних армий. Благодаря ежедневным 6-8-часовым тренировкам в специально выстроенном для этого корпусе, я отлично умею атаковать и защищаться как магически, так и физически, блестяще владею родовой и стихийными магиями, стараюсь во всём подражать отцу, а где-то и превзойти его, чем папа только восхищается и гордится. Про то, что меня не жалели, а наоборот, усложняли испытания и говорить не стоит! Я – женщина, значит, должна быть сильнее! Иначе смерть. Это в меня вбил дядя с детства, гоняя мечами и плетями по полигону. Сколько было пролито слез, пережито истерик и говорить не стоит. Как вспомню, вздрогну.
В свободное же время папа заставлял изучать историю мира, обычаи, порядки, законы и менталитет соседей и… готовиться морально, «неожиданно взять власть в свои руки».
Эххх… Не суждено нам, видимо, жить спокойно. Ну, почему нас постоянно пытаются если не победить, то, как минимум, подчинить себе? Глупый вопрос: наша родовая магия может дать безграничную власть над любыми врагами.
Сейчас стоя в обнимку с папой, я понимала, что если что-то случится в поездке с обоими, государство некому защищать: герцог не справится, я много что могу, но не имею оборонительного военного магического опыта. Личные желания должны стоять на последнем месте после обязанностей перед Родиной. Ответственность – тяжелейший груз. И терпима она, пока её можно с кем-то делить. А значит, слушаемся отца и ждем его домой.
– Ты прав, папочка, я очень тебя люблю, и всегда буду делать так, как ты просишь. Главное, будь осторожен и обязательно возвращайся.
Мы ещё какое-то время постояли, обнявшись, потом отец отстранил меня, провел пальцем по кончику носа, словно вытирая его, поцеловал в лоб и произнес:
– Ты всё понимаешь, моя девочка! Береги себя. Всегда. Прежде всего, ради себя. Сбережёшь себя, сбережёшь всех. Я люблю тебя, моя Мирри!