Теперь в Уильямсбурге строилось много таких домов. Почти всю работу выполняли искусные мастера, но также всегда требовались разнорабочие, чтобы выполнять черную работу. Однако, как только ее мать заговаривала на эту тему с отчимом, всегда слышала одно и то же нытье:
– Но моя спина, женщина! Ты же знаешь, что я ее потянул несколько лет назад. Нельзя мне тяжелой работой заниматься.
Ханна отбросила неприятные мысли и снова принялась мечтать. Она никогда не забудет, как много лет назад ехала с матерью в Уильямсбург на скрипучей повозке. Дорога заняла почти месяц, и за это время воспоминания о смерти отца несколько стерлись, или же, лучше сказать, она мысленно поставила им заслон и не пускала их в сознание.
Она вспомнила огромные плантации, мимо которых они с матерью медленно проезжали, с прекрасными домами за зелеными лужайками, красивых мужчин и дам, которых они видели всего несколько мгновений. Вспомнила зеленые табачные поля, на которых трудились рабы, и их тела будто из черного дерева блестели от пота посреди удушающей жары…
Многие из них работали голыми. Так Ханна впервые увидела неприкрытое мужское естество. Она с ужасом и любопытством глядела на мужскую плоть, качавшуюся в такт движениям рабов.
Мать заметила ее взгляд и повернула голову дочери вперед, раздраженно сказав:
– Негоже девочке в твоем возрасте глядеть на такие вещи.
– Мама, а почему они без одежды?
Мать так долго молчала, что Ханна решила, что она не хочет отвечать. Наконец женщина с горечью произнесла:
– Потому что очень многие ни во что не ставят своих темнокожих рабов. Для них они… вещи, такой же скот, как наша старая лошадка. Так зачем беспокоиться и давать им одежду?
Дом плантатора, который запомнился Ханне больше всего, находился в четверти дневного пути из Уильямсбурга. Это было белое двухэтажное здание в тени огромных деревьев, стоявшее на невысоком холме фасадом на реку Джеймс и со всех сторон окруженное просторными зелеными лужайками. Вокруг большого дома находились хозяйственные или надворные постройки. Все это показалось Ханне небольшой деревней.
Над воротами перед широкой подъездной дорожкой висела доска с одним только словом. Ханна, еще не научившаяся складывать буквы в слова, спросила, что там написано.
– Там написано «Малверн», – ответила мать. – Многие богатые господа дают названия своим плантациям. Модничают, так я тебе скажу.