Дики кивнул, взял стоявшее в углу деревянное ведро и вышел на улицу.
Бесс повернулась к Ханне.
– А тебе, дитя, срочно надо помыться. Я нагрею в котле воды, мыться будешь вон в той лохани. И найдем тебе другую одежду, а то на тебе сплошные лохмотья.
Ханна вспомнила, что с ее платьем, и прижала к груди рваный лиф.
– Оно… порвалось… по дороге…
– Видела. Я наблюдала, как этот дядька тащил тебя на веревке. Его в тюрьму надо, да. Так с родной дочерью обращаться!
– Он мне не отец, а отчим!
– Не имеет значения. Стыдоба, да и только.
Дики вернулся с ведром воды, которое вылил в висевший над очагом большой черный котел. Бесс развела огонь, а парень сделал еще несколько рейсов, выливая воду в стоявшую в углу деревянную лохань.
Наконец, Бесс сказала.
– Хватит. Вот… – Она положила на тарелку еду. – Теперь иди на улицу, Дики. И не заглядывай в кухню. Мы хорошенько помоем эту дочурку.
Она выставила Дики за дверь и вернулась к Ханне.
– Теперь раздевайся, дорогуша. Совсем-совсем.
Ханна смущенно замешкалась. Она никогда ни перед кем не раздевалась, кроме матери.
Бесс, почувствовав ее нерешительность, повернулась к ней спиной, не переставая говорить.
– Твои лохмотья сожжем. Тебе подойдет пара платьев девушки, что работала тут до тебя. У нее кончился срок дого…
Она снова повернулась к Ханне, когда та скинула рваное платье. Ханна застыла на месте.
– Боже праведный, дитя, вот это да! – беззвучно присвистнула Бесс. – Ты прямо красавица, прямо как благородная.
Ханна почувствовала, как заливается краской.
– Ты так думаешь, Бесс? А Квинт говорит, что я слишком высокая для женщины. Говорит, я прямо корова.
Бесс фыркнула.
– А ты, дорогуша, никогда не слушай, что говорит этот дядька. Он ведь отребье, только и всего, и ничего не понимает в благородстве. Слушай лучше старую Бесс, а старая Бесс говорит, что ты красавица.
Черные глаза Бесс оглядели длинные, цвета меди локоны, обрамляющие лицо в форме сердечка. Зеленые глаза напоминали изумруды. Груди высокие, выдающиеся вперед, живот чуть округленный над темно-рыжим курчавым треугольником волосков, скрывающим женское естество. Ноги длинные и стройные. Бесс подумала, что девушка станет настоящей красавицей, как только сойдет детская полнота. И сказала она Ханне сущую правду. Судя по гордой осанке, Ханна могла заткнуть за пояс многих знатных дам. Ее красоту не умаляли даже пятна грязи на руках и лице. В ней чувствовались необыкновенная грация и благородство. А ее кожа была нежная и розово-золотистая, как спелый персик.