«Не слышны в саду даже шорохи…» – музыкальные позывные радио «Маяк» сообщили нам, что «московское время девять часов».
Бабушка устало посмотрела в окно:
– А день-то какой сегодня замечательный! Мороз и солнце – день чудесный!
– Ещё ты дремлешь, друг прелестный! – продолжил Серёжка – Пора, красавица…
– Пора, – прервала бабушка наш поэтический кружок. Давайте посуду приберём и пойдём на улицу, пока солнышко.
Мы с Серёжкой быстренько отнесли тарелки в чулан, накрыли пироги вафельным полотенцем и стали собираться.
Выйдя из дома, мы все трое сразу превратились в китайцев: солнце отражалось в кристально белых сугробах пушистого снега и резало нам глаза. Несмотря на минус пятнадцать на термометре, солнце согревало. Едва привыкнув к яркому свету, бабушка пошла в сарай за снеговыми лопатами. Одну себе, другую – Серёжке. У меня на этот счёт была преференция – я была ещё маленькая для таких работ. Я бегала, прыгала, устраивала снежные салюты. Подгоняла Серёжку, который, вооружившись лопатой, расчищал тропинку, заметённую ночной метелью.
Зима тогда выдалась снежная, сугробы были такой высоты, что из-под них не было видно забора. Зимой мы строили у бабушки не просто пещеры из снега, а настоящие снежные кварталы с лабиринтами. В снежной стене мы вырезали выемки, в которых в чугунке или старых кастрюлях пекли снежную кашу или снежные пирожки, иногда даже жёлтые.
Мне наскучило гоняться за братом, и я взобралась по сугробу на крышу сарая, с которого мы с Серёжкой вчера скатывались, как по ступенькам. Я тогда изображала раненую Марию Лопес и театрализованно падала под Серёжкины выкрики «Твой час настал!».
Сейчас я сама себе выкрикнула эту зловещую реплику и со всей силы прыгнула с крыши сарая. Не рассчитав угол своего «МХАТовского» падения, я оказалась по пояс в сугробе.
«Ой, – произнесла я. – Вот это я улькнула!» – и начала заливисто смеяться над своей неуклюжестью и над забавным словцом, которое совсем недавно пополнило мой лексикон.