Снабженец явно сомневается: не ловушка ли? Но загорелая кожа, упругая грудь и шикарные бедра так манят…
– Ладно, пошли, – выдавливает из себя толстяк, обливаясь потом.
Они идут к переулку. Зеленоглазая кошка и толстая мышка. Мышеловка захлопнулась, но вкусного сыра мышке не отведать.
Я не следую за ними в переулок – то, что произойдет там, меня не касается. Мое дело настанет позже. Вынимаю из ножен кинжал. Тяжесть клинка уже не так неприятна: значит, рука мальца-Бруно постепенно привыкает к новой роли. Роли того, кто бьет, а не того, кого бьют.
Жду в кустиках рядом с переулком. А вот и глухой вопль сразу перешедший в хрип. Толстяк думал отведать загорелого тела торговки, а отведал клинок ее кореша.
Вхожу в переулок, держа кинжал наготове. Жирное тело снабженца лежит на земле навытяжку, рядом с перерезанным горлом растекается блестящее багрово-черное пятно. Девка и пацан лихорадочно копошатся в карманах своей жертвы, меня они пока не видят.
Делаю короткий, но сильный взмах и бросаю кинжал. Клинок врезается точно в шею парня, тот, не издав ни звука, валится боком на землю.
Девка вскакивает, но закричать не успевает. Я бросаюсь вперед, затыкаю ей ладонью рот.
– Тише, красавица, – шепчу как можно грознее. – Тише, а то отправишься вслед за своим хахалем.
Ее тело крепкое, горячее, потное от волнения – вполне вероятно, что она сильнее меня, пятнадцатилетнего шкета. Но сейчас ее сковывает лютый страх. Держу девку правой рукой, левой вынимаю из шеи пацана клинок.
Она дергается – думает, что собираюсь перерезать ей глотку.
– Спокойно, – говорю. – Я не убью тебя. Не будешь кричать?
Мычание девки складывается в слово: «не буду». Отпускаю ее. Отскакивает к стене, смотрит затравленно.
Держа зеленоглазку в поле зрения, быстро проверяю карманы ее подельника. Кинжал, горсть фиников – больше ничего. Ясненько. Значит, деньгами в этой банде распоряжался не пацан.
Поворачиваюсь к «ананаске». Дышит тяжело, грудь вздымается, ноги плотно прижаты. Хороша девка, ничего не скажешь.
– Давай кошелек, а то худо будет, – говорю.
Вдруг девка улыбается во все свои тридцать два зуба. Уж не знаю, где эта бестия нашла в этом Средневековье стоматолога, но наши, земные «звезды» Голливуда, умерли бы от зависти, глядя на ее улыбку.
– Мальчик, – шепчет приятным, обволакивающим голосом. – Ты ведь не убьешь меня, мальчик?