Торвальд шагнул к Торбранду, который шёл медленно, рядом с повозкой. Лекарь был заметно потрёпан, его лицо усталое и измученное. Когда их взгляды встретились, Торбранд сам заговорил, прежде чем Торвальд успел что-либо спросить:
– Он всегда был сильным… Но яд оказался сильнее.
Торвальд не ответил. Он шагнул к повозке и заглянул внутрь. Перед ним лежало безжизненное тело барона Гриммарда. Его лицо, всегда гордое и сильное, теперь было неподвижным, лишённым всего, что когда-то делало его живым. Кровь, замёрзшая на полу повозки, словно застыла в последних мгновениях его жизни.
Торвальд повернулся обратно к Торбранду, в его глазах горела тихая ярость.
– Сколько воинов погибло? – спросил он, его голос звучал словно камень, скатывающийся с горы.
Лекарь отвёл взгляд вниз, как будто испытывая вину за то, что должен сказать.
– Только один, – ответил он тихо. – Он лежит перед нами.
Торвальд не отреагировал. Снаружи он оставался таким же холодным и невозмутимым, но внутри него всё клокотало. Он с трудом сдерживал желание обрушить ярость на тех, кто посмел отнять у них барона.
– А где Катарина? – коротко спросил он, его голос стал ещё резче.
– Она осталась в Крайхольме, – ответил Торбранд. – Это было распоряжение барона. Она жива и не ранена.
Торвальд молча кивнул, на мгновение закрыл глаза, будто пытаясь прогнать нахлынувшую тяжесть.
– Подготовь его для обряда, – приказал он наконец.
Он повернулся к воротам замка и сделал несколько шагов, оставляя армию и повозку позади. Снаружи он оставался неподвижным, как ледяной утёс, но внутри его душа горела. Пламя ярости, смешанное с горем, разливалось в груди, готовое разорвать его на части. Но Торвальд, как настоящий воин, привык скрывать всё это за холодным спокойствием. Его месть, его гнев – всё это должно было ждать своего часа. Не чувствуя холода, он шагнул внутрь замка, закрыв за собой массивные деревянные двери. Скрип железных петель разнёсся эхом по каменным коридорам, а затем замок вновь погрузился в тяжёлую, вязкую тишину. Но в этой тишине зарождалось нечто, что нельзя было сдержать. Торвальд вдруг почувствовал, как внутри него всё сжалось – гнев, горе и бессильная ярость переполнили его до краёв.
Он резко облокотился о холодную стену, и, сжимая кулак так сильно, что ногти врезались в кожу, громко закричал. Этот крик прорвал стены, разнёсся по залам замка, как удар молота о камень. Это был не просто крик боли – в нём звучала утрата, ярость на судьбу, отчаяние от того, что ничто уже не вернёт Гриммарда.