Я фыркнула, поднимая голову, полную решимости. Гнев смешивался с недоумением – как он мог так думать? Как могла существовать жизнь без льда?
– Не моя? – бросила я в ответ, глядя ему в глаза, отчаянно надеясь, что в его взгляде найду поддержку. – Я жить не могу без льда. Я не сдамся.
Мои слова отразили всю бурю эмоций, пылающих внутри меня. Я лишь на мгновение остановилась, прежде чем схватить свой чемодан и потянуть его к машине отца. Каждый шаг заставлял мою решимость разгореться вновь, подобно живому огню.
Проезжая привычные улицы, я ловила взгляды прохожих, их счастье и равнодушие удивляли меня. Вечерние огни мерцали, как звезды, и это создавало ощущение, что каждый жил своей мечтой, в то время как моя собственная металась вдоль грани реальности и прошлого. В голове прокручивались образы: я стою на льду, музыка завлекает, и всё вокруг замирает. Я танцую, прыгаю, и даже падения не пугают меня. Они только закаляли волю.
Вдруг в меня ударила волна ностальгии. Я вспомнила себя маленькой девочкой, катающейся на праздниках, когда каждый выход на лед казался волшебством. Мой отец, всегда со мной – то ли поддерживая, то ли просто наблюдая с гордостью.
Как только мы прибыли к дому, его открытые двери уже были знаком новой реальности. Я почувствовала, как чемодан стукнулся о тротуар, и этот звук стал одновременно родным и чуждым. Он напомнил о тех жертвах, которые я принесла на алтарь своего стремления – жертвах времени, поездок и разочарований.
Я замялась перед входом, чувствуя, что за этой дверью скрыта жизнь, в которой нет льда. Это была другая вселенная, где искренние желания и мечты зачастую оставались в тени. Нельзя сказать, что я не ценила ее, но я знала, что она не могла заполнить пустоту в моей душе.
Тина Розенберг и Тим Лангли развелись, когда мне было всего четыре. В тот момент, когда я впервые встала на лед, моя мать выбрала свою карьеру. Она всегда говорила, что ее имя должно звучать громко, и, как следствие, оставила свою девичью фамилию, так же, как и мне. Я – Эмма Розенберг, в дочернем звании, в дочернем одиночестве, стою на пороге дома отца, которого мама когда-то отвергла. Иронично, не правда ли?
Глубоко вдохнув, я открыла дверь и вошла. Сразу же с порога меня встретила новая жена моего отца, Лесли, с недовольным выражением на лице, которое я уже знала наизусть. Ее карие глаза, резкие черты лица, покрытые почти прозрачными веснушками и черные кучерявые волосы, развевающиеся на легком сквозняке, выдают ее открытую неприязнь ко мне. Она сузила глаза, словно подозревая меня во всех смертных глазах, и уперев руки в бока, обрамленные грязным фартуком, стояла прямо передо мной, загораживая вход в дом, будто я здесь пятое колесо.