Скроллинг ленты был как расправление ледяных крыльев; в воздухе оставались остатки переживаний о моих провалах. Я наткнулась на видео, где было запечатлено, как я падаю на льду. Комментарии к этому ролику врезались в мою душу, как острые лезвия коньков. «Неудачница», «На таком уровне, как ты, лед нужен лишь для ремонта». С дрожащими руками я закрыла приложение и положила телефон на стол, как будто отодвигая саму мысль о том, что я неудачница.
Но даже когда я закрыла глаза, мой разум не знал покоя. Я снова и снова падала во сне, зрительный образ ледового покрытия перемешивался в острой ненависти и самоосуждения. В каждом падении мне казалось, что я теряю частицу себя, и этот страх заставлял меня вздрагивать. Я пробуждалась с ненадежной надеждой – думала, что утро принесет ясность, и, может быть, лед всё же будет под ногами…
Пару дней я гостила в доме отца, но мне все же пришлось съехать. В тот вечер, когда я подслушала разговор между Лесли и отцом, у меня в груди зашевелилось недовольство. Лесли, недовольная, причитала, почему я здесь так долго, словно я была лишним грузом. Я невольно склонила голову и прислонилась к двери, уши горели от стыда, когда отец, сдерживая возмущение, после их разговора «деликатно» попросил меня вернуться домой. А мне не хотелось.
Домой, в ту холодную квартиру, где каждый угол хранил тишину, где единственным обитателем оставалась навязчивая мысль о зависимости от отсутствия материнской любви. Мать даже не отреагировала на мою записку, оставленную на столе – меня это сильно расстраивало. Поэтому я решила уехать от них. Удалившись от этой неуютной обстановки, я направилась в отель. Я нашла один, который всё ещё работал, несмотря на праздничные дни. Это было лучшее решение, которое я могла придумать.
На следующее утро, с ощущением полной безвыходности, я направилась на частный каток, который увидела тогда в рекламе. Он притягивал меня, как магнит. Я стояла на пороге большого здания, сжимая лямку сумки с коньками. Вздохнув, я решилась и вошла внутрь.
Здание было огромным, но внутри царила тишина, вальс которой звучал лишь в моих собственных мыслях. На часах было восемь утра, и я начала беспокойно осматриваться: ни охраны, ни других фигуристов. Где же хозяин? Почему двери открыты?
Я нашла каток и направилась туда. Моя нога ещё болела, но я решила игнорировать этот недуг парочкой обезболивающих. Словно заклиная себя, я прошла ко льду. Он блестел, отражая свет софитов, и ждал моего тепла, моей страсти и свободы.