Эшли вздрогнула, ветер донес до нее треск поленьев, и словно последний вздох облако пепла пролетело, на миг окутало ее и унеслось прочь, вслед за ветром, растворяясь в темноте.
Дальше девочка помнила все как в тумане, мимо сновали люди, перекрикивались, ругались. Потом пришел дородный мужчина с неприветливым лицом, одетым в большие усы, с моноклем в глазу и дорогом костюме, он отвел ее в помещении для сторожа. Там ее оставили до вечера. Никто ничего не объяснял, мамы и папы не было, очень хотелось есть. Но Эшли молчала, она ждала родителей, папа обещал вернуться и привести маму, обещал – значит придет. Не случалось еще такого за шесть лет жизни девочки чтобы папа соврал. Становилось холодно, Эшли наконец развязала узелок, достала одежду и неловко, непослушными ручками оделась, стало теплее. Когда солнце клонилось к закату, дверь распахнулась и вошел все тот же адвокат, родителей с ним не было.
– Эшли, – голос его звучал сухо, безучастно, наверное, он у всех адвокатов такой, подумала девочка, – ты понимаешь, что произошло?
– Где папочка? Он сказал, что придет? – ярко-зеленые как у мамы глаза наполнились слезами, адвокат вздохнул.
– Твоих родителей больше нет, малышка. По распоряжению в завещании твоего отца я должен отвезти тебя в пансион. Там место тебе уже оплачено. Там же ты встретишь своего дядю, теперь он будет отвечать за тебя.
– Почему их нет? Папа сказал, что придет. Я подожду его еще немного. Вы не беспокойтесь, я совсем не хочу кушать. Если он занят, то пусть тоже не беспокоится я буду тут.
Маленькое сердечко щемило от боли, девочка все прекрасно понимала, но голова отказывалась верить, а вдруг этот усатый дядя скажет, что папа сейчас заберет ее, сейчас придёт мама, обнимет....
– К сожалению, малышка, они больше не придут. Пойдем. – лицо его смягчилось, и глаза под монолем увлажнились.
Крупные как жемчужины слезы текли по маленьким пухлым щечкам ребенка, но девочка не устроила истерики, подняла узелок, прижала к себе куклу и, взяв адвоката за руку, и пошла следом. Самый счасливый день в ее жизни, стал самым страшным кошмаром на долгие годы.