Коротышка начал вращать рукоять ножа еще сильнее. Здоровяк молча достал пистолет и приставил холодное дуло Хаиму ко лбу. По прилавку уже расползлась приличная темно-красная лужица, тонкие струйки стекали на пол. Несчастный цветочник перешел на идиш. На древнем языке он проклинал своих мучителей на вечные страдания.
– Говори по-английски, жид! Мы в Америке. Даже такой тупоголовый макаронник, как я, это понимает. Ну!
Хаим больше не мог терпеть.
– Долина! – выдохнул он. – Заброшенные склады в ирландском квартале! Один из них. Это все, что я знаю. Грузовик со спиртным не сама цель. Это отвлекающий маневр. Сигнал к началу войны.
– Отлично! – коротышка хищно улыбнулся и с усилием выдернул нож.
Цветочник попытался опять дотянутся до заветного дробовика, но итальянцы снова оказались проворнее. На него смотрели уже два пистолетных дула.
– Э нет, пархатый, – с лица мелкого не сходила усмешка. – Руки перед собой. Впрочем, уже не важно.
Хаим Михельсон услышал только первый выстрел, после была только темнота. Пули пробили ему живот и грудь, нашпигованное свинцом тело неуклюже завалилось на бок, задев высокую вазу с белыми лилиями.
Коротышка, которого звали Джонни Грассо, наклонился через залитый кровью прилавок и плюнул на мертвеца.
– Никогда не любил болтунов и стукачей, – сказал он. – Пойдем, Анж. Пора собирать парней. Скоро жиды в долине пожалеют о том, что вовремя не свалили в Палестину.
Анжело Инганнаморте, напарник Джонни, молча спрятал пистолет в кобуру за пазухой. Взял у друга нож и, вытерев лезвие белым платком, сунул его в ножны на поясе.
– Как скажешь, – сказал он с улыбкой, бросив испачканный платок на тело Михельсона. – Ты сегодня босс. Такой грозный, даже немного подрос от своей важности.
Джонни пропустил подкол приятеля мимо ушей. Он достал из огромного букета в вазе розу, понюхал ее, вернул на место и двинулся к выходу, напевая под нос «Розы Пикардии»:
В Пикардии розы сияют
В тишине под серебряной росой.
В Пикардии расцветают розы,
Но нет розы лучше тебя!
Через минуту «Форд» отъехал от пустующей цветочной лавки, над которой горела синеватыми буквами неоновая вывеска.
*
Анжело Инганнаморте нервничал. Он сидел на пассажирском сидении «Форда», погруженный в тревожные мысли. Обычно Анж старался сохранять спокойствие. Он отличался хладнокровием и на ринге, когда его боксерская карьера еще держалась на плаву, и во французских окопах. Черт побери, его пульс не участился даже когда ублюдок из банды Багса Морана выпустил в него три пули, которые теперь напоминали о себе шрамами на левой руке и боку.