Ночью ей не спалось. Лёжа, она несколько раз обращалась к небесам, моля простить ее за порочные желания, которые в ней вызвал этот мужчина. Как ей только могло понравиться, что ее трогал этот изверг и мучитель? Она вспоминала, как смотрела на него глазами, полными истомы, как сама его поцеловала, как раздвигала ноги и как ей было невыразимо приятно всё, что он делал, и ей стало невыносимо стыдно за чувства, которые нахлынули на нее в этот вечер. “Хочешь меня? Да, Владыка”, – снова и снова невольно представал перед ее глазами этот момент, из-за чего у нее возникало только одно желание – исчезнуть с этого света и никогда на нем больше не появляться. Никогда. Ни перед кем. Не то, что перед Владыкой. Превратиться в прах и быть развеянной ветром истории. “Как я могла?! – укоряла она себя без остановки. “Это же демон, а я служительница небес. Простите меня! – обращалась она мысленно к небесам. – Но я не заслуживаю прощения… не заслуживаю жизни”. Из ее глаз текли слёзы раскаяния. “Я не должна была давать волю своим чувствам. Мне так стыдно”, – продолжала молиться она, и так и уснула в слезах. Во сне она снова видела склоненное над ней улыбающееся лицо Владыки, такое красивое, такое нежное…
– Сегодня Владыка хочет тебя видеть в этом, – произнесла Далисса, протягивая Анариэль новое длинное легкое белое платье с вышитыми на нем цветами жасмина. – Надевай, милая.
Девушка надела платье и стала рассматривать свое тело сквозь полупрозрачный материал. Ткань легким туманом обвивала её фигуру, делая её очертания почти призрачными.
– Не переживай, я дам тебе накидку, но когда придешь к Владыке, тебе ее нужно будет снять, – сказала она и пристально посмотрела на Анариэль, чтобы убедиться, что та хорошо ее расслышала.
Анариэль согласно кивнула и надела протянутую накидку, полностью скрывающую ее тело. От вести, что Владыка снова зовет ее к себе, она испытала смешанные чувства. С одной стороны, ее сердце запорхало в груди от радостного предвкушения, словно в груди встрепенулась стая бабочек. Как бы она себе ни говорила о том, что чувства, которые он в ней вызывал, греховны, и как бы не запрещала себе их испытывать, они все равно находили лазейку, чтобы проникнуть в ее сердце. Как бы она ни гнала воспоминания о том томлении, которое в ней вызвали его прикосновения и его вкрадчивый шепот, каждый раз, когда они возникали в ее памяти, ее снова охватывал привкус той сладостной неги, от которой она ощущала покалывание, пробегающее по всему ее телу и будоражащее все чувства. Но голос разума тут же резко обрывал ее внутренние порывы, словно острие ножа, срезающее побеги настырного сорняка, захватывающего поле ее души. Нет, она не может себе позволить еще раз отдаться во власть чувств.