Она на удивление хорошо помнила Вашингтон и с упоением рассказывала о зданиях-гигантах высотой в небо, ботанических садах, красивых фонтанах. Однажды она даже побывала на экскурсии в Белом доме: у неё и фотография сохранилась. Ещё Кэссиди в красках описывала их пикники и сплавы по реке Аннакостия и пешие прогулки по подножию горы. По словам её тёти Бет, Берроузы были заядлыми путешественниками и объехали половину штата в поисках приключений.
Финн мог догадаться, как бережно она хранила эти воспоминания – последние ниточки, связывающие её с родителями. Точно так же он оберегал обрывки из того дня, когда видел свою мать в последний раз. Мальчик, при должном усилии, мог представить запах фирменных блинчиков с кленовым сиропом, которые она приготовила тем утром, и то, как ласково, со слезами, она обнимала его у ворот школы…
Тогда она уже знала, что уйдёт. А Финн и не догадывался, что, вернувшись днём, уже не застанет её.
Дети, как водилось в их возрасте, запросто делились друг с другом своими сокровенными тайнами без страха быть рассекреченными. Им невдомёк было, что такое предательство и подлость, и они доверяли друг другу так, как только могут доверять дети. Тем более, ни с кем иным поделиться своими радостями и тягостями они не могли. Бет Берроуз пропадала на работе в местном баре, и тревоги племянницы её волновали в последнюю очередь. А Джек Уотерфорд был озабочен одной-единственной персоной – самим собой, и зачастую не решал проблемы, а создавал их.
Дружба между детьми крепла незаметно, как маленький цветок, распустившийся ранней весной посреди талого снега. Кэссиди стала неотъемлемой частью жизни Финна, как он стал частью её. Он уже не считал её странноватой девчонкой из леса; напротив, совсем скоро стало ясно, что Кэсси разумнее и мудрее многих взрослых здесь. Его отца она точно превосходила во всём, и когда Финну требовался совет или утешение, он поверял свои беды исключительно ей.
– Мужчины не ноют, – заявил Джек Уотерфорд, когда сын поведал, как двое старших ребят в школе грозились сломать ему руку. – Ты что, девчонка? Что ты мне всё время жалуешься, а? Мне своих бед, что ли, мало?
Старший Уотерфорд искренне считал себя несчастным человеком на свете. Изгнанный с самых верхов и вынужденный заниматься унизительной работой он был поглощён болью своего растоптанного эго и не замечал ничьих несчастий, кроме своих.