Финн увидел двух мальчишек чуть старше него, копавшихся в грязи, и не сумел разделить отцовского веселья. Оба выпачкались в какой-то жиже и песке, а летние наряды из почти бесцветных футболок и джинсов обоим были маловаты. Не то что бы двенадцатилетний мальчик так уж придирался к одежде, но в Бруклине в таком виде даже бродяги не ходили.
Увиденное ещё больше отвратило его от будущего места проживания. С самым неприятным предчувствием, близким к тошноте, мальчик смотрел на проплывающие мимо здания. Уже в те годы Блэкхолл навевал самые тоскливые впечатления. Старенькие обветшалые домики с зеленовато-серыми газонами и дырявыми заборами, куча мусора, немногочисленные лавки, маленькая сиротливая церквушка… Если бы не снующие туда-обратно люди с одинаково бесцветными лицами, Финн решил бы, что они попали в город-призрак. Ребёнок ощутил безотчётный приступ тревоги, которому не было никакого логического объяснения. Наконец он решился высказать своё смятение.
– Папа, – произнёс он, и это было его первое слово за всю поездку. – Мне здесь не нравится.
Он сказал эти слова на свой страх и риск. От Джека Уотерфорда можно было ожидать чего угодно, и мальчик никогда не знал, сохранит отец спокойствие или обложит его последними словами.
– Как будто мне нравится, – хмыкнул отец и снова приложился к выпивке. Некоторое время он смаковал своё пойло во рту, затем разом сглотнул и чуть не заурчал от разочарования. – Ну и дешёвка! Раньше я тратил на выпивку в сто раз больше и всегда оставался доволен. Всем нам приходится идти на жертвы. Думаешь, я так уж хотел возвращаться в эту дыру? Выбор у нас небольшой – или тут жить, или помереть где-нибудь в канаве. Ты что выбираешь?
Финн подумал, что лучше жить в лесу, в землянке, посреди деревьев и животных, нежели торчать здесь. Но ему хватило благоразумия помолчать. Его слова всё равно не имели никакого значения. А отец надирался всё больше и в любой момент мог взорваться.
Машина притормозила у одинокого двухэтажного строения. Назвать это обветшалое здание с разбитыми окнами и покосившейся крышей домом у Финна язык бы не повернулся. Он расположился поодаль от всех и с трёх сторон был обнесён, словно забором, берёзами и буком. Стены окутывал дикий вьюнок, а к фасаду приникали заросли колючего терновника.