– Саша меня зовут.
Краем уха уловив что-то про мои бездомные мытарства, он добавил, обращаясь к Виталику:
– Солнышко наше встает теперь где-то далеко. И похоже, на сей раз он там надолго. А комната его пустует…
Так я попал в театральное общежитие у Рогожской заставы, где обитали молодые любимовские и эфросовские артисты с Малой Бронной и Таганки.
«Солнышко наше» оказалось племянником Олега Янковского, тщательно упакованный мебельный гарнитур которого занимал всю площадь брошенной комнаты. И весь ее объем.
Знаменитый дядя находился в очереди на без очереди в ожидании новой квартиры. Другая очередь на без очереди дефицитный гарнитур уже подошла, а квартиру еще не дали. Девать роскошный югославский гарнитур было некуда, вот и завезли его пока в комнату к племяннику, который в общежитии отсутствовал, ибо надолго завис в хоромах очередной поклонницы.
Разложив на единственном свободном клочке пола диванные подушки, из уважения к великому артисту я оставил их в целлофановой упаковке, которая нещадно хрустела подо мной ночи напролет. Так и спал.
Много лет спустя в минуту ненужной ресторанной откровенности я рассказал о том, как спал на этом диване. Все смеялись, кроме сидевшего рядом со мной Олега Янковского, нахмуренности которого не снял и пассаж про целлофан.
Как мне жилось в театральном общежитии (хорошо жилось), желающие могут узнать из одноименного стихотворного цикла, читанного тогда же друзьям-поэтам.
Парщиков, смешно тараща глаза и топорща губы, еще (помню) сказал, как роскошно я выдумал этот мир, какая тема бездонная: потроха театра, тени Гоголя, Шекспира…
Он принял меня за себя, а общежитие театра – за плод моего воображения.
– Я не выдумал, Леша. Я там жил. Живу. Я вообще ничего не выдумываю. Пишу то, что правда со мной было.
– Почему так? Зачем? – искренне удивился Парщиков.
Действительно, зачем?
2015