Набравшись бодрости и смелости от выпущенных мхом спор, Лесовик поклонился и в знак приветствия, помахал мухоморьей шляпкой собравшейся публике. И сходу, без разогрева, не выдерживая никаких эффектных театральных пауз, заявил: «Нет больше с нами Бабы-Яги! Она безвременно покинула нас…»
Он собрался было продолжить, но взволнованная публика не дала ему этого сделать. Сказочные существа наперебой выражали свое соболезнование дремучей Чаще, а смотревшие прямую трансляцию через экраны гаджетов, наперебой слали грустные смайлики, слезки и RIP-эмодзи.
Да, Лесовичек слыл удивительным рассказчиком, но на этот раз он превзошел сам себя, в худшем смысле этого слова. “Каким-то жестокосердным он стал, аль мухоморов переел, что говорит о смерти Яги, будто между прочим…”, – именно так о нем перешептывались между собой жители леса. А он, в свою очередь, игнорируя эмоциональные возгласы и горестные заламывания конечностей скорбящих зрителей продолжил, как ни в чем не бывало. И рассказ его был столь удивительным, что больше ни разу, ни кем не был прерван.
>Глава 2. Дизайн и Филимон
Баба-Яга сидела на скрипучей табуретке и пялилась на стену покрытую копотью, что начадила старая, пропускающая дым, печка. Ей больше не нравилась эта стена, как и не нравилась шатающаяся, скрипучая табуретка. “Бытие определяет сознание”, эту надпись она мимолетом прочла, когда беззаботно рассекала по дальним дремучим лесам, на своей сверхскоростной ступе. Эти три слова были вырезаны на стволе могучего пятисотлетнего дуба. Смысл надписи был чем-то новеньким, чего она прежде не видела и не слышала. Именно поэтому фраза врезалась в память. Другое дело, если бы там привычно было нацарапано: Света + Костя = Любовь, или: Димка дурак!
“Так нет же, настал проклятый век просвещения! Заставляет задумываться о доселе неслыханном! – негодуя, размышляла Баба-Яга. – Устала! Устала я от этих покосившихся стен моей маломерки! Курьи ножки вон какие сильные: они вдвое больше избушку на себе выдержат! Хочу новое жилье, дизайнерское! Еще паутины сколько развелось, ведь можно ее не только по углам поразвесить, а и по стенам это кружево пустить. И комодик с добром прикрыть от глаза недоброго, глазливого, всяких там забредших ко мне Аленушек с Иванушками! А тараканов-то, тараканов сколько наплодилось! Ведь всем нужно где-то теперь жить. А еще портретики Туза Червового да Валета Бубнового надобно куда-нибудь примастырить, будут радовать меня своей лихою красотой!”