Батюшка гладил этот локон, что по рубашке вился, и кивал, будто сонный, со всем соглашаясь. Василиса помладше была, так пару раз не удерживалась, только руками всплескивала.
– Да как же так, батюшка? Это же я печь прибираю, я щели замазываю, я полы чищу!
Только задурманенный отец лишь кивал осоловело и Василису не слушал. А сестры сводные потом больно за косы таскали да смеялись. А Милица никогда мешочка с колотым горохом не жалела, чтоб сунуть Василисе перебирать, а потом и под голову на лавку подсунуть.
Так Василиса и перестала жаловаться, только лучше прятала куколку и платок – все, что от родной матери осталось. Вот и сейчас она покрепче прижала куколку к груди, а в приоткрытую дверь вместе с завыванием ветра донеслось Белоликино:
– Куколку оставь, а то вместе с ней сгинешь!
Засмеялась она или нет – Василиса и не слышала: уж больно громко закаркали вороны, вместе с ветром налетая на нее, едва не касаясь мокрой косы.
Куколка и впрямь была примечательной. Как и в любом доме, в их тоже было много куколок – соломенных, наряженных в пестрые тряпички, тряпичных со светлыми пустыми личиками, зерновушек и желанниц. У Власты была с самой длинной косой, зато Белоликина была одета в настоящие кружева. Но та, что досталась Василисе от матери, оказалась совершенно особенной.
Василиса и не видала ее в доме до самой матушкиной смерти. В тот день она проработала с теткой в поле, и тетка, родная сестра батюшки, поучала ее: «Вот будет матушка помирать, руки ей не давай, целовать себя тоже не позволяй. Обнимешь, когда глаза сомкнет, и не раньше. Слушай внимательно, глупая, не запамятуй!»
Жужжала как муха противная над ухом, так что Василиса и понять не могла: то ли голова кружится от зноя, то ли от теткиных слов. Что матушка вот-вот умрет, Василиса уже знала. Все слезы уже излила, сил больше плакать не было, как и с теткой спорить. Да только едва прибежал соседский мальчишка с вестью горестной, Василиса и думать забыла о наставлениях. Хотела заобнимать и зацеловать матушку, но та была слишком слаба. Лежала почти как неживая на лавке, укрытая пуховым одеялом – это посреди лета, – и руки ее подрагивали как от холода.
Вот тогда мама и протянула ей куколку.
– Не станет меня, Василисушка, за куколкой смотри как за сестричкой, – слабым голосом попросила мать. – Лакомый кусочек ей давай, а будет нужно, и совета спрашивай – куколка тебе обязательно поможет.