– Непо! – крикнула Лили.
– Туточки, – ответил Непомук.
Лили жестом попросила его приблизиться. Долговязый парнишка, кожа да кости, оперся плечом о толстый ствол дерева.
– Чего?
– Непо, ты же умеешь лазить по деревьям?
– Ну а кто ж не умеет?
– Я, – соврала Лили.
– А-а. Ну, ты девочка, это нормально. А у мальчишки оправданий нет.
– Значит, умеешь – ты же мальчик.
– Еще бы!
– А ты не мог бы мне помочь?
– Давай, говори.
– Залезь на это дерево.
– Вот это? – уточнил Непомук, хлопнув по коре. – За той тряпкой?
– Да. И это не тряпка.
– Вылетела из окна?
– Ага.
– А что это?
– Шарф.
– И что я получу взамен?
«Знаю я, о чем ты думаешь, Непомук из Инфими…»
– Поцелуй, – сказала девушка.
Парнишка покраснел до ушей. Не тратя времени на раздумья, он в несколько прыжков оказался посреди кроны.
– Где он? Я его больше не вижу.
– Ближе ко мне.
Непомук прижался грудью к ветке и стал по ней ползти, словно огромная жирная гусеница. Увидел шарф, потянулся к нему и застыл.
– Но… как же он так улетел? Зацепился и завязался?
– Непо, пожалуйста, помоги мне.
У Непомука кровь отлила от лица; он сдался.
– Да помогу я тебе, помогу. Но если твой папаша узнает…
– Что узнает?
– Что тебе кто-то оставляет подарочки.
– А кто ему скажет?
– Я-то откуда знаю?
– Непо, здесь только ты, и только ты можешь ему рассказать. Но ты же меня не выдашь?
– Ничего не знаю, – ответил парнишка и развязал шарф.
Сжал его в руках, ощущая мягкую ткань; вещь была дорогой, слишком дорогой для него.
– Спасибо, Непо! И еще кое-что… Однажды ты сам подаришь мне шарфик, и он будет самым красивым. Красивее, чем этот.
Лили улыбнулась так проникновенно, что Непомуку, который ночевал в Инфими и работал в Прими, показалось, будто он увидел древнюю улыбку, которую с незапамятных времен передавали от матери к дочери, и которой нынче не было равных.
– Да уж, точно, – сказал Непомук. – Но чтоб я сдох, если не привяжу его на самом верху, чтобы ты не добралась!
Десятки раз она примеряла этот шарфик между прилавками, поднимала над головой и позволяла падать на плечи, нюхала и целовала, но теперь, сжимая алую ткань в кулаке, испытывала нечто новое, невиданное прежде; шарфик пропитался холодным вечерним ветром и источал прохладу. Она вдохнула его запах, и это оказался запах рынка, спрятавшийся в складках, рынка с его пряностями и копченостями, кальянами и ночными горшками, кровью и пылью. Она попыталась отыскать иной запах, след того, кто забрался на дерево и привязал шарфик к ветке, но ничто его не выдавало (это же был какой-то «он»?), он исчез без следа. Она расправила ткань, чтобы вновь ее скомкать, а потом опять расправить и скомкать еще раз. Легла на кровать. Кто бы это мог быть? Кто? Она закрыла глаза и вдохнула мир, спрятанный в шарфике, по телу прошла дрожь; задышала глубоко, почувствовала, как кружится голова. Подняла кулак, в котором сжимала шарф, и снова прижала к носу – на несколько секунд она оказалась голой посреди рынка на Пьяца-Маре, и вся Альрауна на нее смотрела. Ей понравилось.