Сарбану все это показалось нелепым, и когда пришло известие о том, что еще одна девица не проснулась, собрание погрузилось в хаос и замешательство. Сарбан встал, извинился и заявил, что ему пора.
– Если я буду здесь сидеть и смотреть, как вы вертите бокалы в руках и сигареты в пальцах, это никак не поможет бедным детям.
Он поклонился и ушел, не дожидаясь брошенных вслед слов – они ударились в закрытую дверь, и такое лучше было не слышать. Остаток дня Сарбан провел на ногах, переходя от одной девочки к другой, разговаривая с Аламбиком, Альгором Кунратом и даже беспомощным Хальбером Крумом, зажатым между этими двумя. Мало-помалу его охватывало отчаяние: Сарбан, отец без сына, вставая со своего места у постели той или иной юницы, всякий раз чувствовал, что они ему родные; так он запоздало сделался отцом дочерей в разных концах Прими. Время от времени он останавливался и смотрел на небо, но не искал там ответа, а наблюдал за движением на платформах; то и дело по дощатому настилу пробегала чья-то торопливая тень. «Ничто, но не мое Ничто», – думал Сарбан и вновь погружался в отчаяние.
* * *
Он узнал пароль от парнишки, которому предложил десять «клыков». Малец заявил, что сам никогда там не был, но у него есть приятели постарше, которые чуть ли не каждый день отдыхают в кабаке Папука.
– Дерьмо, – сказал он. – Это пароль такой.
Сарбан замешкался; было трудно довериться постреленку в лохмотьях, с физиономией, густо испачканной угольной пылью, но в конце концов отдал «клыки» и поблагодарил. Малец исчез так же, как и появился, юркнул в какую-то трещину в стене, за которой простирались сокрытые пространства, а от них было рукой подать до пространств непостижимых. Сарбан окинул взглядом эту стену и представил себе, как малец пробирается где-то под штукатуркой; за этими стенами существовала целая вселенная, как и в нем, как и в каждом человеке: миры внутри миров.
Он взял широкополую шляпу, надел балахон, который держал на дне сундука специально для таких целей, нацепил на нос очки с прозрачными стеклами вместо линз, и вышел. Альрауну охватил холод, город дрожал в странном ознобе, инородном для лета на Ступне Тапала. Сарбан нахохлился и сквозь тени направился в Инфими. Подойдя к таверне Папука, постучался, и некто за окошком в двери – рыжий, а может, выцветший от избытка табака – невнятным тоном спросил пароль.