– Что ты будешь? Какой кофе? Какой десерт хочешь? Или, может, поешь что-то?
– Я выпью капучино, больше с утра ничего не хочется.
– Как твои дела? Что нового?
– Странный вопрос спустя столько лет…
Адам на мгновение опустил свой нежный серо-голубой взгляд, но потом снова вызывающе вцепился глазами в испуганные глаза Ангелины.
– Какой есть. Замужем?
– Выхожу через два месяца.
– Вот как. Поздравляю.
– Спасибо. Ты все еще …? – Ангелине не хватило сил выговорить это слово.
– Да.
– Ну, разумеется. И спрашивать не нужно было. Ты из-за этого?
– Что?
– Из-за нее так со мной поступил? Так жестоко меня бросил?
– Нет. Нет. Нет, – казалось, он может повторять это бесконечно. – Я тебя не бросал.
– А как это называется?!
Ангелина хотела оставаться спокойной, но не могла. Пришло время высказать ему всю свою обиду. Она так долго этого ждала. Не сосчитать, сколько ночей, прежде чем уснуть, она мысленно вот так же сидела напротив него, смотрела в его бессовестные глаза и говорила: «Как ты мог так поступить со мной? Я была перед тобой голой, в прямом и переносном смысле. Я обнажила тело и душу, а ты оттолкнул меня, ты меня бросил, как ненужную вещь. И если бы ты еще сделал это иначе! Зачем вообще ты появился в моей жизни? Зачем приезжал каждый день? Чего ты от меня хотел? Зачем ты говорил мне про счастье, про лю… – на самом деле Адам никогда не говорил про любовь, и на этом месте Ангелине приходилось сбавить обороты. – Я же просила тебя сказать честно, если изменились обстоятельства, если я тебе больше не нужна. А ты как страус засунул голову в песок. Говоришь, простить тебя? Я тебя никогда не прошу. Я ненавижу тебя. Не было в моей жизни человека, которого я презирала бы и ненавидела больше, чем тебя. Я вообще никого не ненавижу! Только тебя. Я проклинаю тот день, когда мы встретились. Я проклинаю тебя!», – что касается проклятий, Ангелина так и не разобралась, желает ли ему зла на самом деле, поэтому конкретно эту фразу она употребляла скорее как фигуру речи.
В результате за месяцы мучений она придумала много вариантов, как высказать ему свою боль, все они сводились к обещанию не простить ни за что и ненавидеть так сильно, как никого еще и никогда. Но теперь, когда он вот так просто сидел перед ней и улыбался, она была бессильна. К горлу подступил все тот же огромный ком, дыхание перехватило, глаза-предатели не удержались, и слезы градом полились по ее щекам, как будто ей шесть и у нее отняли игрушку. Адам испугался. Его всегда пугали женские слезы. Пока искал слова, Ангелина вскочила, выдавила из себя, что не нужно было им видеться, что она не может и не хочет с ним говорить, и убежала в глубину зала ожидания, а он остался сидеть, тоже растерянный, но безмерно как будто бы счастливый.