Там может быть выход и на Урал. Пусть мешают булгары, но через марийцев можно обойти, хотя и с волжанами решать придется. Не сейчас, нет, но придется, точно. А Урал – это такое развитие, что позволит России, именно ей, не зависеть от серебра из вне, или металлов. Заодно позволит самой диктовать финансовую повестку в Европе.
А еще… Я не знаю, каким характером обладает Юрий Долгорукий и насколько он жестокий человек, но считаю, что для этой Руси нужна сильная рука. Не кормлениями нужно жить, а идей собирания всех земель в единое государство. И не так сильно принципиально, кто будет тем, кто сможет объединить Русь, даже методы… Хотя тут есть некоторые ограничения.
– Юрий Владимирович Ростовский? – удивились многие, в том числе и сам князь.
– Это на первых порах. Я предлагаю тебе, князь, стать тем, кто сам станет решать, кому быть на каком столе, – заявил я.
Что тут началось! Меня обвинили в пустословии, в том, что я отрок и вообще ничего не понимаю в жизни. Я стоял с горделивым видом и с ухмылкой и взирал на всех. Слова сказаны. Окно Овертона приоткрыто.
– Говори! – прикрикнул князь.
– Орден, князь. Русский православный Орден. Пусть называется Андрея Первозванного! – выкрикнул и я, добавляя пафоса в тон своих слов.
Может быть кто-то из присутствующих сейчас на собрании, на склоне своих лет, напишет, как я выкрикнул впервые название сильнейшего христианского Ордена. Можно будет сюда же приписать и то, что разверзлось небо и ударила молния и все такое. И ведь по большей части будет правда.
– Ты отрок, Владислав, многое не разумеешь. Церковь наша греческая, митрополиты в Киеве греки-ромеи. В Константинополе не дадут дозволения на подобное. Если и дадут, то потребуют направить русских воинов на войну с сарацинами, – пытался меня просветить князь.
– Я сказал, князь, ты и все остальные, услышали. Дале время покажет, что можно, а чего нельзя. А кто назвал меня Смолятичем… – я обвел собравшихся взглядом. – Епископ Кирилл Смолятич правильно говорит. Собрать Русь нужно, и он может дать благословение быть Ордену. Сколько серебра и иного добра взяли мы от половцев? Сколько уже можем одеть и вооружить людей? Много, две сотни, точно.
– Крамола это… – задумчиво сказал Боромир, после будто воспрял. – Токмо было бы такое братство русское, христианское, то я хотел бы стать частью его. Но отчего никто того не сделал? Митрополит не дозволил?