– Куда мы? – позволил себе спросить майор.
– Подвал.
– Где?
– За озером.
Не было никакой нужды объяснять, что за подвал и за каким озером: о схроне Борланда в районе топей «Технопрома» не знал почти никто. Это был даже не основной вариант спасения – всего лишь призрачный шанс, чуть более приемлемый, чем идея потратить последние минуты жизни в поисках свободного укрытия, неизвестно откуда могущего возникнуть там, где его не было. Если сталкеры что-то и усваивали в первый месяц жизни в Зоне, так это расположение всех до единой точек укрытия от Выплеска, которые только можно было найти или оборудовать вручную. На западе «Технопрома» не было ровным счетом ничего. Так считалось.
– Не успеем, – выдохнул майор.
Борланд не ответил. Это было бы слишком расточительным расходом дыхания. Все его тело, сознание, мысли слились в единую пылающую машину, сутью которой было непрерывное движение. После нескольких суток в четырех стенах подобные нагрузки давались ему тяжелее, чем раньше. Он бы с наслаждением сбросил с себя душный прорезиненный костюм, если бы мог чем-нибудь компенсировать затраченное на это время. Еще сталкер полностью пренебрег аномальной активностью. Привычная осторожность в Зоне и директива любой ценой двигать во время Выплеска к ближайшему укрытию вступили в непримиримый конфликт, из которого победителем вышла теория вероятностей. Аномалии во время Выплеска как бы затухают, угодить в одну из таких довольно сложно, да и то имеется шанс выкарабкаться – если есть желание пополнить ряды прыгунов. Но сам аномальный шторм – стопроцентная смерть. Если не существования, то рассудка и образа жизни.
Так что если Клинч решит, будто попытка не стоит затраченных усилий, он может сесть и ждать спасателей, Борланд не собирался ему мешать.
Однако Зона словно давала им еще один шанс. Красноватый амбиентный свет на небе опять перешел в оранжевый, молнии вновь нарисовались тысячами бешено дергающихся сосудов, но исчезали на этот раз как-то лениво. Вернулся дребезжащий гул, однообразно нараставший с несвойственной размеренностью. Это приходило эхо, сливавшееся с собственным источником. Казалось, Выплеск стремился распространиться параллельно земной поверхности, словно прощупывая свои рамки на прочность. Стихия над головами играла как могла и чем могла, напрашиваясь на отдельное, главенствующее место в природной структуре.