Сегодня он тоже заперся в своей комнате. Когда на раскрытую страницу капнула слеза, Нильс в раздражении захлопнул книгу. Злясь на себя, засунул её подальше в комод. «Я как будто самоистязанием занимаюсь. Наказываю себя, – думал Нильс, вышагивая по комнате. – Всё вспоминаю. Плачу. А ведь нет уже ничего. Не вернётся. Чего я жду? Надо позвонить юристу. Позвонить ему и попросить продать эти книги. Или пусть забирает себе. Не могу больше! Пусть скажет, как мне жить! Уж лучше спецприют, чем вот так…»
Нильс остановился посреди комнаты.
«Долли… Если я выйду на улицу, мне вслед будут кричать «Долли» и показывать пальцем, – Нильс провел рукой по лбу. – А если не выйду, то свихнусь».
Приняв решение, он подошел к двери. Повернул ключ, резко распахнул дверь и невольно сделал шаг назад.
В коридоре стоял юрист семьи Дэноплэ.
– Мне сказали, что ты не выходишь на улицу, ограничивая свои прогулки внутренним двором отеля, – начал говорить юрист без тени смущения.
– Я боюсь. Попасться на глаза кому-нибудь из ЗЛОКИ. Все эти взгляды. Они рассматривают меня, словно… – Нильс запнулся на слове, которое уже готово было выпрыгнуть с языка. – Проходите.
Юрист грузно переступил порог. Дошёл до письменного стола и поставил портфель. Не поворачиваясь к Нильсу, с силой потёр сзади шею и уставился на скудный пейзаж за окном. Время шло, а мужчина всё смотрел в окно, словно забыл зачем пришел.
Нильс кашлянул. Переступил нерешительно ногами и, повертев головой, дошёл до кровати. Сел на неё скрестив ноги.
Юрист медленно повернулся и сказал:
– Разговор у нас будет короткий, Нильс, но… сложный. Я в растерянности, признаюсь. Впервые за всю свою многолетнюю практику. Юридически мне всё понятно, но…
Мужчина взял единственный в комнате стул и поставил его напротив Нильса. Сел и как-то разом сдулся.
– Нильс, послушай. Эдвард и Анна-Мария Дэноплэ сегодня реализовали своё конституционное право на самоубийство. Об этом ещё не знают новостные ленты, но скоро таблоиды взорвутся. Ты знаешь, люди принимают подобное решение не часто. Хотя этого можно было ожидать. Последние недели они закрывали дела, распределяли активы.
Юрист замолчал, собираясь с мыслями. Морщины, избороздившие его лоб, стали глубже.
– Всё это ты мог узнать и сам. Я здесь из-за тебя, Нильс. Официально ты переведён в статус «социальный». Но решением семьи тебе и спецприюту отказано в использовании любой части тела для донорства. Всё это время приют пытался отсудить тебя, но ему не удалось. В качестве мести семье приют пометил тебя «социальным неподконтрольным» и объявил вне закона. Но семья и после этого не поменяла своё решение. Твоё содержание остаётся на том же уровне до конца жизненных дней. Ты остался один. Вне семьи и вне закона.