Среди этого жестокого существования что-то еще шевелилось. Среди рабов начали циркулировать шепоты, тихие разговоры, которые велись глубокой ночью или в короткие минуты передышки между сменами. Стали появляться странные символы, грубо нарисованные на стенах или нацарапанные на металлической обшивке. Они были непохожи ни на что, что Кель видел раньше, искаженные и тревожные, намекающие на что-то древнее и зловещее.
Затем начались исчезновения. Рабы исчезали без следа, оставляя после себя только слухи и страх. Некоторые шептались о жертвоприношениях, о темных ритуалах, проводимых в скрытых нишах корабля. Другие говорили о растущем безумии, о рабах, нападавших друг на друга, их глаза светились нечестивым светом. Свидетельством ужаса, который они пережили, является то, что слухи об этих событиях едва передавались шепотом. Смерть и безумие были ожидаемы, и пока исчезновения оставались среди уже изгнанных, никто не чувствовал желания расследовать.
Кейл, Элара и Терон заметили изменения. Они увидели страх в глазах своих собратьев-рабов, услышали шепот и осознали растущее беспокойство. Терон, с его научным образованием, узнал в символах принадлежность к малочисленному культу Хаоса, который поклонялся божеству разложения и болезней.
«Это плохо», – прошептал Терон однажды ночью, прижавшись к Келю и Эларе в темном углу рабских помещений. «Этот культ… они не просто молятся о спасении. Они пытаются что-то принести в этот мир. Что-то… мерзкое».
Элара, всегда прагматичная, кивнула. «Мы уже видели это раньше, в подулье. Люди обращаются к Темным Богам, когда у них ничего не осталось. Отчаяние делает их уязвимыми».
Кель почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он уже сталкивался с ужасами Хаоса, когда был гвардейцем. Он знал коварную силу Варпа, то, как она могла исказить и развратить даже самые сильные души. Мысль о том, что эта сила будет выпущена в пределах этого и без того ужасного корабля, была почти невыносимой. Это означало неприятности, но не было времени остановить распространение, это было похоже на болезнь, уже поражающую своих жертв.
Однажды вечером, таща груз металлолома по тускло освещенному коридору, Кель увидел его. Раб с широко открытыми и пустыми глазами, его кожа была покрыта гнойными язвами. Он бормотал себе под нос, его слова были бессвязной тарабарщиной и богохульными молитвами. Пока Кель смотрел, раб рухнул, его тело яростно содрогалось. Странное зеленое свечение исходило от него, и тошнотворный смрад наполнил воздух, смрад смерти наполнил каждый дюйм доступного воздуха, и все присутствующие немедленно почувствовали отвращение. Затем он заговорил, и толпа затихла: «Они приходят… гниение… смерть… мы все будем благословлены…»