Этот сон! Эта подкова! А теперь… Громко всхлипнув, он повалился на кровать и обхватил голову ладонями.
– Ты… шо? – Санко удивлённо воззрился на росса.
Смятение, однако, длилось недолго. Олешка резко поднялся, провёл рукавом по глазам и хмуро произнёс:
– Дай сюда!
– Да бери! – славон обиженно дёрнул плечом и протянул перстень.
Княжич промолчал и крепко стиснул кольцо в кулаке. Слёзы рвались наружу, но он изо всех сил старался сдержаться. Оттого где-то глубоко в горле рождались противные булькающие звуки. Чтобы заглушить их, Олешка усиленно шмыгал носом.
Санко с испугом поглядывал на друга.
Воронёнок, нежданно оставшийся без присмотра, пришёл в себя и принялся живо расхаживать по столу, царапая поверхность острыми коготками. Иногда останавливался на краю и раскачивался, будто примериваясь для прыжка.
Эта беготня отвлекла славона. Он отвернулся. Олешка услышал, как дружок бранится в сердцах:
– Вот клятый! Явиться не поспел, а напортачил. Ох, ну, пошто приметы не брешут?.. Шо зоб раззявил, дурень крылатый?
Княжич почти беззвучно прошептал:
– Не ругай его… Это… Это перстень моего отца.
Граничный кряж,
Месяц Новых Даров
В осенней тишине леса хрустнули ветки, послышалось приглушённое мычание, защёлкали кнуты.
Из-за кустов уже начавшего терять листву орешника выкатилась крытая полотном телега. Следом – ещё три тяжело гружённых подводы.
Заброшенная лесная дорога, виляя, пошла на спуск. Возницы натянули поводья, придерживая волов и не давая колымагам разогнаться и сойти с колеи.
Обоз сопровождали пятеро конных и ещё с десяток пеших. Доспехами всадники походили на улан из войска славонского кесаря: добротные кожаные латы, у каждого – либо меч, либо сабля, обязательно щит, да вдобавок – кто с кистенём, кто с булавой, а кто и с коротким боевым топором. Их безлошадные спутники были вооружены копьями.
Позади всех вышагивал пегий красавец-конь на длинной привязи.
На облучке передней повозки, напоминавшей домик на колёсах, восседал крепкий пожилой мужчина в потёртом рамейском камзоле и лёгком летнем плаще. Пепельные кучерявые волосы и смуглая кожа выдавали в нём уроженца Фениции. Он постоянно оглядывался по сторонам, отчего производил впечатление сильно напуганного человека.
Из-под полога повозки высунулась взъерошенная и такая же кучерявая голова. Рамей вопросительно уставился на попутчика – юношу лет двадцати от роду: