Где-то будто бы звенел трезубцем о камни Посейдон, впервые увидевший свой дворец сухими глазами.
Мальчик проспал всю ночь. В предрассветье, когда тьма отходила, старик загружал в кузов автомобиля солнечные батареи и коробку с микросхемами, – их он надеялся продать в городе. Бензиновую электростанцию он поднял на удивление легко. Проверил все клапаны, выходные патрубки, не засорились ли. Лучше развеять пары несгоревшего топлива.
Утренние мысли отличались от ночных: я не так уж и стар, у меня есть крепкие ноги и жилистые руки, в которых ещё теплится сила.
Он проверил баки с дизелем.
Потемнело, будто вернулась ночь, и воздух снова разлился запахом моря. Старик взглянул вверх и увидел, как оно, с перебитыми рёбрами и огромными, размером с город ранами, плывёт обратно к своему месту. Значит, войну оно проиграло и теперь ползёт обратно. Он не испытывал жалости к тому, кто когда-то убил, забрав в свою пучину, его дочь – мать мальчика, вырвав треть их одной на троих жизни.
Он отвёл взгляд, не желая смотреть на его умирающее тело. Пускай, подумал, пускай. Отвернул одну из крышек бензиновой электростанции и проверил уровень масла, опустив в отверстие щепку.
К десяти часам утра они с мальчиком ехали в глубь континента, готовясь, как выразился старик, коснуться другого его края.
Вдали от них исхудалое, едва передвигавшееся море постепенно начинало испаряться. Безжалостное солнце добивало.
Тем дремотным загородным утром он рано вышел из своего домика, ни о чём не размышляя. Не было желания возвращаться в город, видеться с друзьями, идти к редактору. Лучше уж тут побродить, ведь безветренно, тихо, спокойно. И никаких случайных встреч.
Её он встретил случайно: повернул, сам не понимая куда, и наткнулся. Она стояла у вишнёвого дерева, вытягивалась на цыпочках, тянула пальцы к вишням. И сама была такая тоненькая, как молодое деревце. «Хочешь вишню?» – спросила она. «Даже не знаю. Можно», – ответил он.
Вообще-то было довольно жарко, солнце казалось покрытым маслом, свет будто стекал по краям вещей, делал твёрдое мягким. И ещё отблеск, как от мушиных крыльев. Он зажмурил глаза – золотистые мушки в темноте. Снова мухи. Он открыл глаза и задумался, следя за тем, как девушка подносила к губам одну ягоду за другой. Задумался, как так получается, что муха бьётся, бьётся, бьётся в стекло – и вдруг, замечаешь, уже жужжит и летает в квартире.