Теплое, щемящее душу чувство заполнило сердце. Будто выпила стакан теплого молока с медом и маслом. Сразу стало как-то уютно и безопасно. Даже показалось, что раздастся легкое постукивание в дверь, и на пороге покажется взлохмаченная голова Луки, который придумал очередную шалость.
Воспоминания о прошлом грозили затопить меня вместе с набежавшими слезами. Но этого допустить было нельзя. Не время и не место, чтобы разводить мокрое дело. Расслабляться было недопустимо. Тем более, что я так и не выяснила, как оказалась на вилле, и чем закончилась заварушка в клубе. Воспоминания о тех событиях были сумбурными и хаотичными.
Каким-то неимоверным усилием воли я заставила себя не думать о погибшем друге. Отодвинула все воспоминания на задний план, будто заслон поставила. Надолго его, конечно, не хватит, и рано или поздно преграду снесут эмоции и переживания, если я их не обуздаю, как мне удалось это провернуть во время заточения у безопасников.
Тогда Тереза что только не делала, чтобы я сломалась из-за смерти Егора. И смеялась, и иронизировала, и пыталась сыграть на моем чувстве вины. Она не знала, что перед гибелью мы с Егором успели объясниться и помириться. Осознание этого окрыляло и губило одновременно. Понимание того, что безопасникам и этой вечной прилипале Виторио-Айгуша, Терезе, что-то неизвестно, согревало душу и приносило капельку удовлетворения. Они не всесильные и не всезнающие. Понимание этого поддерживало меня.
Появлялась надежда, что родителей они тоже не нашли. Иначе бы Тереза не упустила бы возможности посмеяться надо мной. Но никакие насмешки, обидные реплики и комментарии не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось в моей душе.
Мы только помирились с Егором. Забрезжил маленький лучик надежды, что наша история может продолжиться. Несмотря на то, что он бросил меня пять лет назад, несмотря на то, что я сдала его и студентов братьям Чайкиным. Все это было неважным. Мы простили друг друга. Простили, потому что любили. И его прощальный взгляд мне не забыть никогда. Егор спасал и уходил, но знаю точно, что любил.
Именно в тот момент, когда появилась маленькая надежда, размером не больше зернышка, я поверила, что у нас может все получиться. Я открылась миру, а мир забрал Егора.
Нагло. Подло. Жестоко. Виторио-Айгуш. Я готова была его ненавидеть так же сильно, как он меня. Но даже это у меня не получилось. Было больно. Пусто. Темно. Хотелось выть и бросаться на стену от потери любимого. Но нельзя. Нельзя было показывать очередную слабость перед Терезой.