Но даже не это взволновало Матфея. Пугающим был сам взгляд мальчика с пустыми черневшими глазницами. Матфей потёр глаза, желая прогнать морок и убедиться, что с мальчуганом всё в порядке. Но жуткое видение не рассеялось. Бледный мальчонка в тусклой, неряшливой одежонке пялился на него червоточинами глаз и стоял недвижно, будто окаменел.
Матфей решил его окликнуть, и тут юнец оскалился, а затем, разинув рот в обрамлении синюшной ленты губ, без единого зуба, издал беззвучный крик. Озноб сменил себя жаром, Матфея передёрнуло от зрелища чудовищного детского лица. Он попытался дёрнуть рукой или ногою – не тут-то было. На секунду юношу сковал паралич – тело отказывалось подчиняться хозяину!
– Матфей, ты закончил? Иди скорее в дом, тебе Юна звонит, – материн глас спасительным горном порвал невидимую нить гипноза, которой опутывало Матфея кошмарное видение.
Не успел он моргнуть, как странный малец исчез из привычной картины улочки, будто его и не бывало вовсе.
– Чертовщина какая-то, – сказал Матфей и трижды сплюнул через плечо, на всякий случай.
Будучи дома он себя скоро убедил, что видел ряженого ребёнка, загримированного под мертвеца. В последнее время малеваться под нечисть стало модной забавой. Вот и он, Матфей, стал жертвой розыгрыша одного из таких любителей.
Вечер подступал, услужливо пропуская на улицы Горниц своих пажей-сумерек. Те мягко ступали по чищеным тротуарам и потешно шуршали на газонах палой листвой, предвещая о скором приходе своего повелителя. Даже ветер-бунтарь, что продрых весь день и хотел было взяться за трёпку деревьев, был прерван и выдворен из городка. Небо, плотно затянутое облаками, как постель с тщательно заправленным одеялом, утратив снежность, медленно желтело.