Незнакомец ступал легко, мягко, неспешно, будто не по снегу холодному шагал, а по газонной траве в тёплый солнечный день. Эдакое воплощение ауры грации и хищной силы. Словно правитель древних скандинавских земель, несущий в себе дух свободы и неизведанных просторов, вышел прогуляться. Даром, что голый. Хотя уж кому-кому, а ему точно стесняться было нечего. Крепкие руки свидетельствовали о силе и ловкости, а широкие плечи создавали впечатление мощи и надёжности. Каждая мышца гармонично выделялась, словно нарочно прочерченная кистью художника. Светлые волосы, частично заплетённые в тоненькие косички, падали на его гладко выбритое лицо, делая его ещё более пугающе-притягательным в свете полярного сияния. Высокие скулы, прямой нос и полные губы напоминали скульптурное произведение искусства. А от его взгляда исподлобья внутри всё натягивалось и вибрировало. И чем ближе он становился, тем сильнее во мне росла эта дрожь.
Я так и не пошевелилась, даже после того как этот скандинавский бог остановился рядом со мной. Лишь слегка пискнула, когда его руки ухватили меня за талию, приподнимая над землей, а затем вовсе дышать перестала, когда он уткнулся носом в мою шею, принявшись глубоко и шумно втягивать в себя воздух. Как какой-нибудь зверь на охоте в поисках нужного следа.
Ели пушистые, да что происходит?!
– Как твоё имя? – пророкотал мужчина с рычащими нотками, как всё тот же зверь, на английском с небольшим акцентом.
Его голос отдался внутри меня новой волной чувственной вибрации, и с губ против воли сорвалось едва слышное:
– А-адель.
Губы незнакомца дрогнули в намёке на улыбку, а потом он сказал то, отчего у меня в прямом смысле слова ноги подкосились:
– Ты пахнешь, как совершенство, Адель.
И снова втянул воздух возле моей шеи.
Ну точно как зверь!
А ещё я почувствовала даже через многочисленные слои одежды, как его ладони провели по моим бокам, остановились на бёдрах. Мгновение, рывок, и вот я уже обнимала его ногами за талию.
М-мама…
– Не бойся, я не обижу, – раздалось тихое возле губ.
Дыхание опалило их, высушив за секунду, и я едва подавила в себе желание пройтись по ним языком, чтобы избавиться от возникшего во рту ощущения пустыни.
Он приподнял ладонь и медленно провёл сгибом указательного пальца по моей щеке. Так медленно и аккуратно, будто и сам боялся того, что творил. И я, замерев от неожиданного проявления нежности, впитывала в себя эту ласку, раздумывая, а я точно не сплю? Быть может я не успела затормозить и теперь лежала где-то неподалёку со свёрнутой шеей, ловя предсмертные глюки?