У бабки Аксиньи рос в огороде кабачок по имени Пётр Иванович. Ещё у неё имелись Иван Данилыч, Семён Поликарпович, Вазген Ромеович, Залман Лейбович, а также Колька, Пашка и Жерар – но Пётр Иванович был её фаворитом. Честь получить имена досталась лишь избранным – остальные кабачки остались безымянными.
Бабке Аксинье 72 года, она вдовица, шустрая и бодрая поджарая старушка. Каждое утро она встаёт в половине пятого, умывает лицо, гадит в дощатом нужнике, изрядно покосившемся и переполненном, подмывается (ибо она чистоплотна); на скорую руку завтракает (обычно яичницей с бутербродом) и идёт поливать любимые кабачки. Сначала, разумеется, подходит к любимцу.
– Ну здравствуй, Пётр Иванович! – молвит она уветливо и улыбается беззубым ртом.
Пётр Иванович, конечно, не отвечает, но ласку чувствует. Аксинья выливает на него добрые пол-лейки – на этом же кусту растут Колька и Жерар, так что перепадает и им. Потом она поливает других наречённых и только затем остальных, безымянных. В огороде растёт много других овощей, но особое расположение она питает к кабачкам, и тому есть причина.
Созрел и оформился Пётр Иванович уже в начале июля. На Петра и Февронию хозяйка поняла – он готов; гладкий, молоденький, бледно-жёлтенький. Бабка Аксинья сходила в сельпо, купила чекушечку, бутылочку «Миллера», банку отечественных шпрот и упаковку белорусских презервативов.
На стол собрала ближе к вечеру, Петра Ивановича положила по правую руку. Подняла рюмочку:
– Твоё здоровье, Пётр Иваныч!
Тяпнула, потом ещё. Допив чекушку, приятно зарумянилась.
– Ну что, Пётр Иваныч, пора и за дело!
Бабка Аксинья плотно зашторила окна, зажгла свечку и выключила свет. Разделась догола и возлегла на кровать, откинув одеяло. Надела на Петра Ивановича презерватив и смазала кончик вазелином.
– Уж не подведи, Пётр Иваныч… – прошептала она.
Двухдверный «Ягуар», чистенький и новенький, словно только что с завода, затормозил в пяти шагах перед Егором.
– Молодой человек, вас подвести? – Из окошка высунулась красивая, тщательно причёсанная женская головка.
– Премного благодарен, – сказал Егор, поравнявшись с автомобилем. – Но мне уже совсем недалеко.