Чувство тошноты не покидало Сьерру и тогда, когда поезд скоростной железной дороги вез ее и Купера из Западного Берлина в Восточный. – Куда мы направляемся? спросила она, ненавидя дрожь в своем голосе.
– Фридрихсхайн. – Тело Купера гудело от напряжения, его характерная непринужденность исчезла.
Нервозность Купера усилила чувство неловкости у Сьерры. Это еще больше укрепило доверие, когда они вышли из поезда и оказались в Восточном Берлине. Район с его покрытыми граффити стенами и альтернативными заведениями кишел “Умброй”. У Сьерры не было предубеждений против “Умбры”. Однако, поскольку Кормак отчаянно хотел заполучить ее в свою армию, Умбра была в опасности. Она была уверена, что Кормак назначил крупную награду тому, кто ее поймает. Нападение на академию Лэнгекомб, главное учебное заведение Ardere в Европе и одно из самых безопасных мест проживания, доказало, что Кормак сделает все, чтобы заставить ее присоединиться к нему.
Купер свернул в боковой переулок и спустился по шаткой и ржавой лестнице. Стараясь не обращать внимания на хлипкую конструкцию под ногами, она последовала за ним, радуясь, что на ней были балетки и брюки. Купер толкнул дверь, которая, казалось, не видела губки с шестидесятых годов. Если Сьерра считала, что снаружи все выглядит убого, то внутри все было еще хуже.
Умбра скорчился на матрасах по всей комнате. Их ауры были темно-серого цвета, и было трудно различить цветные пятна, указывающие на принадлежность к какой-либо фракции. У некоторых был приступ кашля, в то время как другие фыркали белыми полосами, а некоторые даже кололи себя иглами. Кокаин и героин.
Сьерра и раньше слышала о подобных коммунах, где Умбра целыми днями ловили кайф, обкрадывали прохожих или предлагали сексуальные услуги за деньги, чтобы восполнить свою зависимость от наркотиков. Однако осознание того, что нечто подобное существует, не уменьшило потрясения, которое она испытала, увидев это воочию. В нос ударил запах немытых тел, засохшей крови и экскрементов. От этого ее затошнило. Она старалась не смотреть на безвольные конечности и молилась, чтобы Ренате Бергер не была в таком состоянии. Если так, то их пребывание в Берлине было пустой тратой времени.
Купер раздвинул деревянную, расшитую бисером занавеску, которая вела в соседнюю комнату. Там никого не было, если не считать мальчика лет десяти с темными волосами и загорелой кожей.