Она почти ни минуты не могла обойтись без общения с кем-нибудь. Аскольд чувствовал, что он один, молчаливый, не может заменить ей всех – ей надо больше общения, но её все вокруг игнорировали или набивались к ней в друзья, чтобы она их бесплатно снимала.
В фотографии она звёзд с неба не хватала, композицию не умела выстроить, ломала ракурсы. Когда Аскольд как художник и просто искушённый зритель ей намекал, что надо бы учиться мастерски снимать для привлечения хороших клиентов, а не собирать везде студентов актёрских вузов и немолодых менеджеров второй категории, она обижалась, ныла, что она уже десять лет в фото, и у неё своё видение. Начинала бичевать себя нарочито, утыкалась лицом в диван – это вызывало у Аскольда ещё большее раздражение, чем студенты, желающие съёмку как в Голливуде за уши от дохлого осла, или пожилые спортсмены, с которыми она флиртовала в переписках. Она специально закатывала эту сцену, чтобы Аскольд начал её успокаивать, а он мрачно уходил на кухню или закрывался в своей комнате с холстами.
Работать она больше нигде не хотела, кроме сферы фото и жаловалась, что не её не возьмут никуда в её тридцать пять с медицинским образованием, потому что у неё мало практического опыта. Когда-то вместо работы в районной больнице они с подругой по вузу сначала открыли бизнес – медицинскую клинику, а потом, когда всё пошло не так, Анжела решила заняться фотографией, чтобы доказать всему миру, что она творческая личность. В мире фотографов она не прижилась – не выдержала конкуренции, да и учиться чему-то новому ей не хотелось.
Больше всего ей нравилось просто вертеться в красивых платьях с камерой среди вип-персон, крутить романы с моделями, стилистами и дизайнерами, но к тридцати двум годам жизнь выбросила её на обочину – она оказалась снова в квартире в Сестрорецке с пожилым отцом, роднёй и без денег. Её старшая сестра давно вышла замуж, открыла бизнес и уехала в Петербург, а Анжеле разрешала пока жить в другой квартирке, которая досталась ей в наследство от покойной матери. Но Анжела до встречи с Аскольдом не торопилась переезжать в сестрину квартиру, потому что всё ещё не сепарировалась от отца – после всех жизненных приключений она не могла никак взять в толк, что детство давно закончилось.
Аскольд принимал Анжелу, такую как она есть, любил родной запах еë коротких волос, мягкие руки, которые гладили по ночам его тело, серые, очень грустные, строгие глаза. Она говорила, что в прошлом её все предавали. Она всё время вспоминала о прошлом. Иногда она проверяла страницы своих бывших в социальных сетях, как будто до сих пор была им нужна. Аскольд постоянно слушал рассказы о том, как она до института служила в медсанчасти в военном городке, о её бывших пассиях из мира моды и кино, о покойной матери, которая была лётчицей во время войны, о собаке, с которой они гуляли на пустыре.