С неба начинает сыпать снег. Настоящий, белый снег, а не та черная труха, к которой я успела привыкнуть. Пожалуй, впервые за последние два месяца я вижу белый снег… Логично, ведь вот уже неделю, как над нами не рвались бомбы. Пыль и гарь осела, и вот вам результат. Белый снег… И если для меня он просто редкое явление, то для моего спутника и вовсе вселенское чудо.
– Смотрите! – радостно кричит он, указывая вперед за невозможностью охватить взмахом руки в тесной кабине все пространство вокруг, одарившее нас, пусть на короткий миг, настоящим снегом. Таким, какой был до войны. – Снег! Снег! Настоящий снег!
– Как на картинках, да? – спрашиваю я, ощущая гордость за то, что я живу на поверхности, а не отсиживаюсь в стальных бункерах, ожидая окончания войны. Ну, если быть точнее, то живу я, все же, в заводском бункере, а на поверхности работаю, но… Все равно, этот черный мир – мой, а его – спрятан глубоко под землей, под толщей бетона и свинцовых листов.
– Не издевайтесь. – парень, вдруг, становится серьезным. – Я еще помню снег. Я много раз играл в снежки, еще когда ходил в школу. Давно… До Дня Первой Атаки.
– И не думала даже. – честно отвечаю я. – Я отнюдь не считаю тебя зеленым юнцом, который знает довоенную жизнь лишь по своим учебникам.
Он умолкает, потупив взгляд в пол. И вновь молчание, нарушаемое лишь шорохом "дворников" по лобовому стеклу. Он думает, я слежу за дорогой.
Впереди, на границе черной земли и белого воздуха, пропитанного снегом, мелькает едва различимая белая точка. Нет, не белая, серебристая, иначе свет фар так не заиграл бы на ней. Чисто инстинктивно я выпрямлюсь в водительском кресле, готовясь к худшему – что-то неизведанное, посреди "черного безмолвия", вполне может оказаться опасным. В радиоактивном мире возможно все.
Мы приближаемся, и точка увеличивается в размерах. Переводя свои глаза на инфракрасное зрение я вижу, что это человек. Человек в защитном костюме, стоящий на моем пути и терпеливо ожидающий чего-то. Или кого-то? Быть может, меня?
Мародеры? Скорее всего, хоть и трудно поверить в то, что они пасли меня от самого бункера. Прикидывая все "За" и "Против" я прихожу к выводу, что я им, в принципе, не нужна. Мой фургон пуст, и даже в кабине нет ни грамма продовольствия или лекарств, за которыми, обычно, охотятся эти одичавшие люди. Вот только они об этом не знают, и, следуя принципу Наполеона, "Ввязаться в бой, а ж потом думать, что делать дальше", наверняка сначала убьют нас, а уж затем станут осматривать машину в поисках добычи.