Внутри у меня холодеет. Я знаю, что такое старухин удар напёрстком. Мы тут все это знаем.
Богги подходит к нам с Пробкой. У него снова дрожат руки.
Я не в силах дышать – от страха, как бы Замок не выдал нас, если видел мой манёвр, но он лишь хмурится.
Старуха хватает чёрно-жёлтый коробок с Пробкиной стороны ящика и трясёт его.
– Прекрасно, – говорит она. Потом открывает, проверяя, все ли спички уложены головками в одну и ту же сторону. – Из тебя выйдет толк.
И кладёт коробок обратно в ящик. Но вдруг её пальцы скрючиваются, как лапки дохлого паука.
– Что это? – шипит Богги, выставив узловатый указательный палец.
Пробка ёжится. Старуха берёт склеенного из спичек солдатика, которого он оставил на рабочем столе.
– Это… это…
– Мы тут НЕ для того, чтобы баловаться! – кричит она, брызжа слюной прямо ему в лицо. – Ты что, возомнил, будто у нас здесь мастерская Санта-Клауса?
Пробка немеет от испуга.
Мы смотрим, как она сминает в ладони спичечного человечка, потом разжимает кулак, и щепки летят на пол, как высохшие листья с деревьев.
– Это я сделал его, мисс Боггет, – тихо говорю я.
– Ты что-то сказал? – Её глаза застилает гнев. Она тянет меня за ухо. – Повтори-ка, я не расслышала.
Холодный железный напёрсток давит всё сильнее, ухо пронзает жгучая боль. Богги поднимает меня с табурета.
– Я сказал, что это я сделал человечка.
Она разжимает пальцы. В ухе бешено пульсирует кровь – как будто моё сердце теперь именно там.
– Марш во двор. Жди меня у стены. Живо!
Прижав к уху ладонь, я быстро выхожу из цеха и не смотрю на испуганные лица Лепестка и остальных ребят. Старуха послала меня на улицу, а это может означать лишь одно: Бездонный колодец. Сироты оттуда не возвращаются.
Я ступаю по голой земле, останавливаюсь возле стены фабрики. Живот скрутило. И жутко даже смотреть на Колодец. Подъёмный кран цепляет своей клешнёй брёвна с телеги и опускает их в прожорливую пасть Машины. Потом взгляд мой падает на крошечный росток, который пробивается между кирпичей. Стебель тонкий, как нитка. С двумя юными зелёными листочками. Только что вылупившийся из семени росток. А ведь я и не подозревал, что здесь может расти хоть что-то. На старом корявом дереве, которое стоит посреди двора, никогда не бывает листьев. И вряд ли те яблоки, что мы получаем два раза в год – когда у нас выходные, – сорваны с него.