Они разговаривали так, будто давно знали друг друга, и я даже немного ревновал; до сих пор я единственный регулярно беседовал с Полубородый, а теперь он как будто меньше принадлежал мне. Но поделиться им с Гени было не обидно. Кроме того: сидя рядом и слушая, я узнал о Полубородом больше, чем за всё прежнее время. Он прибился к нам из герцогства Австрия, это далеко на востоке, сказал он, и в пути оттуда он пробыл целый год.
– А почему именно сюда? – спросил Гени, и Полубородый коротко засмеялся своим сломанным смехом и ответил:
– Всюду одинаково плохо. Просто я пробыл в пути ровно год, день в день, а через год надо заканчивать траур.
И он замолчал и только ощипывал с веточки листья, один за другим, пока веточка не стала палкой, и тогда он её сломал, а обломки отбросил. И спросил у Гени:
– Когда ты летел по воздуху, о чём ты думал?
– Ни о чём, – ответил Гени. – Это слишком быстро кончилось.
Полубородый кивнул и сказал:
– В точности как у меня.
– Что, тебя тоже метнуло с дерева? – спросил я.
Они оба переглянулись так, будто это был разговор между ними, только без слов. Полубородый мне не ответил, он продолжил беседу с Гени.
– А потом? – спросил он. – Когда ты уже знал, что нога сломана навсегда, что пронеслось у тебя в голове?
– Только вопрос, больше ничего, – ответил Гени. – Что я сделал не так и как надо было сделать?
Полубородый кивнул и сказал:
– Я понимаю. Хочется вернуться назад, как возвращаешься, когда что-то обронил. Осенью хочется вернуться в лето, а летом в весну. Думаешь, что сделал какую-то ошибку, и хочется её исправить. Но не можешь.
– Да, – подтвердил Гени, – это не получится.
И они снова замолчали.
То была странная картина, они двое рядом, Полубородый с обгорелым лицом и Гени с одной ногой. Я могу понять, почему Мочало сказал «калека», но могу понять и то, что Поли сломал ему за это нос.
Какое-то время мы так и сидели, ничего не говоря и не шевелясь. Мимо нас совсем близко пробежала землеройка, даже не заметив нас. Когда она скрылась под кустом, Полубородый спросил:
– Если бы сейчас налетел канюк, внезапно, сверху, и вонзил свои когти в мышку, за одно мгновение будни превратились бы для неё в вечную ночь – и что бы подумала мышка?
– Ничего, – сказал я, – потому что была бы уже мёртвая.
– Ты умный мальчик, – сказал Полубородый. – Если повезёт, умрёшь, не успев ничего подумать. А если не повезёт…