Полина открыла уже было рот, чтобы сообщить, что дневников в настоящее время нет у графа, но прикусила язык. Подчиняясь неясному чувству, она решила не говорить об этом. Она удивленно вскинула брови:
– На мою помощь? И чем же я могу помочь вам, мсье Арконада? Или у вас теперь иное имя?
– Вы должны понимать всю серьезность сложившегося положения, – сказал иезуит, пропуская вопрос собеседницы мимо ушей и не обращая внимания на ее язвительность. – Я исполняю личное поручение генерала ордена. Надеюсь, вы осознаете, что это значит? Так вот, генерал настаивал на быстрых и решительных действиях, считая нецелесообразными любые переговоры. То, что я беседую с вами, грубо нарушает полученные инструкции.
– Что вы подразумеваете под быстрыми и решительными действиями?
– Мне велено завладеть дневниками любой ценой. Слышите? Любой!
Арконада ненадолго замолчал, давая Полине возможность оценить сказанное, потом продолжил:
– У меня достаточно людей, готовых исполнить любое приказание. Дом графа со вчерашнего вечера находится под неусыпным наблюдением. Все возможные пути бегства перекрыты. Графу, его детям, теперь, естественно, и вам просто некуда деться. Если к завтрашнему вечеру я не получу бумаги Масальского, нам придется захватить дом и завладеть ими силою. Но в таком случае… В таком случае неизбежно прольется кровь. Вы можете думать обо мне все, что угодно, но я не хочу напрасных жертв. Я был против насилия и пытался объяснить генералу… Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения. Я воин Иисуса и исполню полученный приказ. Вы должны это понимать.
Лицо Полины побледнело, губы плотно сжались. У нее возникло страстное желание выхватить стилет из ножен, спрятанных в левом рукаве платья, вонзить его в горло этому негодяю, а там… Нет. Это не годится. Если ей и удастся убить Арконаду сейчас, это ничем не поможет Абросимову и его семье. Кроме того, она постоянно чувствовала нацеленный ей в спину цепкий взгляд спутника иезуита. Этот человек вовсе не походил на деревенского увальня. Убить Арконаду будет не так просто, да и не даст его смерть ничего, даже отсрочки, наоборот, только ускорит развязку. Иезуит напряженно ждал решения Полины, внимательно изучая ее лицо, которое оставалось непроницаемым, никак не отражая тех чувств, что бушевали сейчас в груди графини.