Собственно, такой «плагиат наоборот» и совершил Полидори. Байрон во всеуслышанье протестовал и в выражениях, по своему обыкновению, отнюдь не стеснялся. Сбылись опасения Полидори – его таки объявили бездарностью, но не за то, что украл чужой сюжет, а за то, что навязал его другому. «Вампира» Байрон счел недостойным своего таланта и для верности прислал свой фрагмент от 17 июня 1816 года – обычно его публикуют под названием «Огаст Дарвелл» по имени того самого, умершего в конце наброска главного героя. Общего действительно мало за исключением отправной точки: двое англичан – один, который и окажется вампиром, постарше, с ним наивный юноша – путешествуют среди обломков былой славы Греции. И характеры двух вампиров отнюдь не сходны. У Полидори – хладнокровный злодей, человек развратный и намеренно способствующий пороку, вампиризм органичен его античеловеческой природе и никакой тайны, ни личной, ни мистической, за поступками лорда Рутвена не стоит. Он поступает так, потому что он вампир, и этим все сказано. Огаст Дарвелл, напротив, вызывает интерес и сочувствие, его томит неведомая печаль, но симпатии к пороку в нем не замечено. Смерть Огаста загадочна, и мы догадываемся, что на том дело не кончится, но явления вампиризма в этом фрагменте отсутствуют, это уж Полидори пришлось разрабатывать самостоятельно. Как человек становится вампиром? Полидори не предлагает объяснений, а Байрон, уже не раз поминавший вампиров в своих восточных поэмах, придумал бы какую-нибудь причину: укус или иным образом подхваченная на Востоке «болезнь» или же посвящение в какие-то экзотические таинства, переход в другую веру. Единственный намек – принадлежащий Дарвеллу перстень с арабской надписью, который вампир перед «первой смертью» поручил бросить в море. Арабский перстень служил ключом к особой природе Дарвелла.
И все же не таким уж неудачным был «Вампир» Полидори. Его тут же перевели на французский и на немецкий (опять же вышла путаница, но уже с именем переводчика), поставили спектакль, написали оперу. Гете, принимавший «Вампира» за произведение Байрона, считал его лучшим из всего написанного поэтом, началом «нового рода поэзии». Понимал ли сам Джон Полидори, насколько оригинален его отказ от оригинальности? Ему выпала честь написать, довести до конца и опубликовать первую повесть о вампире, переведя злодея из царства поэзии в четкий мир прозы. Ему – бездарному, много-дарному Полидори – дано было сделать вампира «одним из нас». И это открытие он вынужден был – вынуждал себя – кому-то отдать?