– А почем я знаю, – пожал плечами бабай. – Мне за ним следить резону нет. У меня других дел хватает.
Только я собирался открыть калитку, как передо мной возникла худощавая фигура стажера. Он деловито провел взглядом и, обернувшись, обратился к проводнику:
– Скажите, а кто проживал в этом доме до Чура?
– Знамо кто, – тут же откликнулся бабай, – Ефросинья проживала. Сто лет, почитай, землю топтала, а все никак ее тудой не забирали. Даже когда деревня вымерла и мы заселяться стали, она переезжать отказалась. А настаивать на выселении никто не стал. Вот так эта старуха свой век и дожила. Годков эдак десять, если не больше, среди нечисти ютилась. Но мы, крест даю, бабуську не трогали. Уговор есть уговор!
– Пожалели?
– Ага, щас! Гнилостью просто не охота питаться. Мы ж не псы подзаборные.
Стажер хотел задать еще какой-то вопрос, но я отстранил его в сторону и направился к крыльцу.
Кресты меня, конечно, смущали – слишком уж многовато символов защиты. С таким количеством оберегов бабке одной не справиться, столбы тяжелые, массивные, чтобы врыть их в землю, помощь нужна. Конечно, можно предположить, что бес пособил. Только зачем? Для него это все равно что человеку в костер сигануть, враз хвост подпалит.
Остановившись возле входной двери, я покосился на веник, что был небрежно брошен под деревянную лавку, – вроде бы новый, а вот кончики подпаленные, будто сажу собирали. Взяв это на заметку, я бесцеремонно вторгся во владение Чура.
Нечисть двери не запирает – да и зачем? Кто к ним сунется? Нет, в первые годы Вторжения, конечно, находились отъявленные авантюристы – куда без них. Но все подобные случаи обычно заканчивались не в пользу человека. Так что любители пощекотать себе нервишки оказывались либо в психушке, либо в травматологии.
Улучив момент, я едва слышно приказал стажеру:
– Не упускай бабая из вида.
Тот рассеянно кивнул. И я со спокойным сердцем переступил порог.
– Граничная полиция! Требую явиться! Есть разговор. – Я провел лучом фонаря по старому, затхлому помещению.
Никто не ответил.
Но слова произнесены, не отвертишься.
Ну, стало быть, мы в гости.
Прихожая хоть и была пропитана сыростью истлевших ковров и изъеденной молью одежды, выглядела вполне прилично: ни паутины, ни запустения – здесь обосновался кто угодно, только не потусторонний. Впрочем, и на человека тоже непохоже. Справа была расположена небольшая кухонька, котел, стол со стульями и пыльные банки на полу; впереди за шторкой коридор, чуть дальше большая комната. Мебель старая, но добротная, на стенах черно-белые семейные снимки – буквально все стены увешаны. Посредине кресло – прямо напротив телевизора. Ума не приложу, зачем бес оставил вещи предыдущей хозяйки, а не закопал их где-нибудь в хлеву. На кой ему этот хлам?