После урока арифметики наступила пора расплаты. Работа над ошибками называется. По своей наивности я полагал, что написал диктант без ошибок, за что и пойду домой вместе с двумя другими пропущенными фамилиями. Всё почти так и случилось. Почти, да не совсем. Две фамилии пошли домой, зато я туда не пошёл. «Прочти-ка вслух, что ты там понаписал», – сказала мне Зинаида совсем недобрым голосом. Я прочёл. Всё получилось складно, но Зинаиде это почему-то не понравилось. Она добавила железа в голос и повторила свой категорический императив: «Читай, бестолочь, только третье предложение. Считать до трёх ты вроде научился. Читай не то, что должно быть, а то, что ты там накарябал. Читай громко и внятно». Во всём виновата дисграфия, и никакого злого умысла не было. Раза с пятого я с ужасом заметил, что написал я не совсем то, что читал. Делов-то, всего одну букву попутал. Маша ела каку. Можно было бы и не заострять. Можно было просто заставить меня десять раз написать, что Маша ела кашу, а не мучить меня глупостями, но не так проста была Зинаида Васильевна. Весь класс изошёл от смеха, и даже девочка с труднопроизносимой фамилией.
Когда всем уже надоело смеяться, Зинаида Васильевна приговорила меня к десяти повторам Маши евшей кашу в письменном виде, что я и исполнил всего за час, но не тут-то было. Опять проклятая дисграфия. Семь раз Маша съела кашу, но на восьмой раз я попутал Машу с Мамой. Так уж вышло. Пришлось ещё десять раз писать про Машу. Ну, я и написал, тоже всего лишь один раз из десяти, что Маша ела маму. Каннибализм, однако. Зинаида заорала громче Иерихонской Трубы, и мне казалось, что слова у неё заканчиваются. Пришлось ещё раз писать, но тут уж мне надоело это издевательство, и я написал все десять раз и даже без ошибок, что Маша ела какашки. Зинаида Васильевна позеленела, и неизвестно, чем бы всё это могло закончиться, но дверь в класс отворилась, и вошёл мой отец. Чёрт его знает, может быть, он надеялся встретить Арину, или мать забеспокоилась, что меня так долго нет дома, и отправила его на поиски, но вошёл он вовремя, поэтому я и жив до сих пор. Зинаида успела только несколько раз шмякнуть указкой по моей парте да сказать не более десяти самых добрых слов в мой адрес, как вдруг, как в сказке скрипнула дверь.