Альберт, как только взгляд его натыкался на девушку, физически ощущал неприязнь, исходившую от неё. Он не забывал ей отвешивать неплохие оскорбления у себя в уме.
– Чего ты на меня так смотришь? – спросил он.
– Ну, ты и… Чистюля, – сказала она. – Чего ты весь в белое вырядился?
– В белой одежде куда легче переносить жару, – начал он.
– Ой, не нуди, – мотнул головой Артём с таким видом, словно тот сам сюда навязался. – Лучше пива с нами выпей.
– Не пью я, – в тысячный раз повторял Альберт, уже изнывая от их компании. Но не прийти к ним он боялся. Не хотелось получать дополнительные унижения.
Их группа полнилась различными отморозками, и ему ещё повезло, что за него взялась эта главная тройка. Если б его начали унижать иные, делали бы они это ещё жёстче и регулярнее. А так, пока унижают эти, другие не трогают. Почти как в дикой природе.
– Я пойду, – сказал он.
– Посиди, тебе тяжело, что ли? – огрызнулся Васёк, наверное, перед пивом успевший навернуть чего крепче, ибо развозило его стремительно.
– Мне надо идти, – заныл Альберт. – Меня девушка ждёт.
Все захохотали снова.
– Обе твои девушки с тобой, – заметила Алёна. – Одну зовут Левая, а вторую – Правая. Или ты обеих сразу пользуешь?
– У тебя двухцилиндровый? – спросил Артём.
Альберт налился красным, и сейчас очень напоминал томат. Но он молчал, опустив голову вниз. Если б эти подонки увидели Олесю, его возлюбленную, они бы поменяли своё мнение. Но никто ещё не видел его девушку…
Познакомились они с ней случайно, он гулял по лесу после очередных издевательств, то есть, дружеских розыгрышей, и горько рыдал. Он частенько обожал прогулки по лесу, оставаясь в мыслях с самим собой.
Если честно, он очень часто представлял, как расправляется со своими обидчиками… Это обязательно должно было быть очень кровавым, чтобы кровь, которую они прольют, могла хоть как-то восполнить то количество слёз, кои он пролил в своём жутком одиночестве, в своей тотальной беспомощности. Он очень часто разговаривал сам с собой, кричал от гнева и разочарования.
И в этот раз он тоже шёл, слёзы застилали ему глаза, а в горле стояла саднящая обида. Сначала он даже и не понял, что позвали именно его, обращались ведь не по имени, а по гендеру.
– Парень, – звал женский голос. – Парень, с тобой всё в порядке?
В первый момент он испытал дикий стыд за то, что его – нытика вонючего, заплаканного и униженного – увидел кто-то в лесу. Он обернулся – резко, как вор, застуканный на месте преступления. И увидел её. Она стояла между двумя соснами и смотрела на него своими блестящими глазами. В следующий миг сердце его замерло – сначала от испуга, а затем он стал в них проваливаться, тонуть… И вот его сердце замерло уже от волны накатившей нежности.