– Да не мечтаю я,– увернулся от удара Пётр Егорыч.– Чего ты взбеленилась? Говорю же – кроссворд такой.
Но Марья Васильевна уже сидела рядом за столом и выливала в полотенце слезы всплывших воспоминаний. Аксютка, привыкшая к подобным сценам, казалось, не реагировала, только чаще заработали по яблоку её зубы.
– Ну и глупая же ты баба,– разволновался и Пётр Егорыч.– Ей про кроссворд, а она… Ну, ладно-ладно…– попытался погладить он мягкое плечо жены.– Ну, чего ты…
Наконец, всхлипнув в последний раз, Марья Васильевна встряхнула полотенце, словно вытряхивая из него глупые свои сомнения, и, прихватив со стола забытую чашку, ушла на кухню.
– Что же делать? – проводив её взглядом, думал Пётр Егорыч. – Обидно, однако, почти всё отгадал…
Он стал усиленно вспоминать, как выходил из положения, когда гостил в городе у сына Федора. Ведь приходилось же ему обращаться к женщинам. Как там-то он их называл?..
Вспомнилось, как окликнул он однажды идущую впереди него, в три погибели согнувшуюся под тяжестью сумки, тётку:
– Гражданочка, постойте, пожалуйста!
Как вкопанная застыла она на месте. Сумка вырвалась из руки и тяжёлой гирей хлопнулась на асфальт.
– Не подскажете, к универмагу я правильно иду?– обошёл Пётр Егорыч тётку кругом и удивился, увидев её испугано бегающие по сторонам глаза.
– Фу ты, чёрт, напугал,– выдохнула тётка.– Думала – мент остановил. Кто же так говорит «гражданочка»,– передразнила она его и, подхватив сумку, поплыла дальше.
– Нет, «гражданочка» явно не вписывается,– сосчитал Пётр Егорыч по пальцам количество букв.
Как-то раз собрался он купить апельсины. Не зная, как назвать широченную спину в самом конце очереди, Пётр Егорыч, поёрзав за ней, как бы шутя, со слащавой улыбкой на лице, поинтересовался:
– Сударыня, вы последняя?
Некоторое время спина не оборачивалась, словно обмозговывая, как бы это повежливее всадить за издевательство. Наконец, медленно развернулась и пара свинячьих глазок вонзилась в Петра Егорыча.
– Пить меньше надо, сударь,– обласкали они его.– Ишь, умник какой нашёлся.
– Не подходит «сударыня», оскорбительно звучит,– решил Пётр Егорыч,– да и клеток не хватает. Что ж за слово такое диковинное? – ломал он голову.
Припомнился ещё один случай, в городском автобусе. Петр Егорыч , доехав до своей остановки, приготовился уже выходить, да у дверей перегородила ему путь женщина, которая была увлечена беседой со своим спутником. – Как же мне обойти её, – думал он. – Женщиной назвать – ещё обидится,– рассуждал Пётр Егорыч,– со спины вроде молодая. Девушкой – тоже рискованно: обернётся, а там старая каракатица. Вот незадача. Может дамочкой назвать?.. Вроде бы ничего, что-то средне – неопределенное, и звучит приятно».