Кружилиха. Евдокия - страница 39

Шрифт
Интервал


Он сбросил кровать на землю сейчас же, как только она произнесла эти слова.

– Ну ее, – говорила Марийка, гладя его по спине и по голове, а он стоял, тяжело дыша, и дрожащими пальцами набивал трубку. – Неужели мы в городе не купим кровать! – Она достала платок и вытерла пот с лица Лукашина. – Как я раньше не сообразила! И как ты не сообразил!

– Я сообразил сразу, – отвечал Лукашин, – как только мы отошли от дома. Но не мог же я так прямо сразу взять и бросить ее!..

Подходил поезд.

– Бежим! – сказала Марийка. – А то опоздаем! – И, схватившись вдвоем за столик, счастливые и довольные, они побежали к платформе.

В вагоне было мало народу. Они сели в сторонке от всех, глядя друг другу в глаза. Лукашин взял Марийкину руку и пожал.

– Спасибо тебе, – сказал он.

– За что? – спросила Марийка, улыбаясь.

– За то, что ты хорошая, – сказал Лукашин.

Шары Марийка забыла выбросить из карманов – так и привезла их на Кружилиху.

Опасения Никиты Трофимыча оправдались очень скоро. Однажды утром выяснилось, что нет денег даже на обед.

– Надо что-нибудь продать из вещей, – сказал ошеломленный Лукашин. – Что-нибудь из старья, чтобы продержаться.

Марийка молчала со скучным лицом. Лукашин вздохнул и сказал:

– У меня есть как раз одна такая вещь.

– Какая вещь? – спросила Марийка.

– Кожаная куртка.

– А тебе она что – не пригодится?

– Она совсем старая. Ее носить уже нельзя.

– Тебе нельзя, а другим можно? – спросила Марийка.

– Как ты сворачиваешь!.. – обиделся Лукашин. – Конечно, может кому-нибудь понадобиться. У нее подкладка совсем хорошая. Только ты продай.

– Почему я?

– Я мужчина, – сказал Лукашин, – мне неудобно.

– Ну, нет, знаешь, – сказала Марийка, – сроду не торговала и впредь не буду. Я стахановка, мне неприлично на базаре стоять с барахлом.

– Подумаешь! – возмутился Лукашин. – Какая графиня!

– Вот уж такая графиня, – отвечала Марийка и ушла на работу.

Пришлось Лукашину самому идти на рынок. Он встал в сторонке и, стесняясь, развернул свой товар. Сперва он держал куртку на руке. Потом взял ее обеими руками за воротник. Потом повернул к зрителям подкладкой… Один человек подошел, спросил:

– Сколько просите?

Лукашин хотел просить двести, но почему-то сказал сто.

– Двадцать пять дать? – спросил человек.

Лукашин замялся. Человек отдал ему куртку и равнодушно отошел.