.
Оторванность царя от реалий и событий, происходивших в конце 1916г. в столице, недооценка масштаба надвигавшихся на страну бедствий сыграли свою роковую роль. Великий князь Александр Михайлович в январе 1917г. пытался открыть глаза Николаю II. Он написал ему длинное пронзительное письмо: «Нужно помнить, что царь один править таким государством, как Россия, не может, это надо раз навсегда себе усвоить… немыслимо существующее положение, когда вся ответственность лежит на тебе, и на тебе одном; … чем дальше, тем шире становится пропасть между тобой и твоим народом. Мы присутствуем при небывалом зрелище революции сверху, а не снизу»[57]. Но все его увещевания оказались безуспешными.
Началась Февральская революция – мощные демонстрации в Петрограде, отказ местного гарнизона открыть огонь по восставшим. Председатель Государственной думы М. В. Родзянко телеграфировал в Ставку о том, что власть перешла в руки Временного комитета, который создала Дума. Встал вопрос об отречении Николая. Начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Алексеев разослал телеграмму Родзянко всем главнокомандующим фронтами. Полученные ответы не оставляли сомнений – генералы не видели иного выхода кроме отречения царя. Среди тех, кто не сомневался в необходимости этого шага, был великий князь Николай Николаевич (младший). Он телеграфировал Николаю II: «Я как верноподданный считаю… необходимым коленопреклоненно молить Ваше императорское величество спасти Россию и Вашего наследника… Осенив себя крестным знаменем, передайте ему Ваше наследие. Другого выхода нет»[58].
Днем 2 марта 1917г. по распоряжению императора был составлен проект манифеста об отречении Николая II в пользу наследника-цесаревича Алексея при регентстве брата, великого князя Михаила Александровича. Однако затем Николай передумал. На его решение повлиял разговор с лейб-хирургом С. П. Федоровым. О содержании этого разговора стало известно из рассказа генерала А. И. Спиридовича, которому, по его словам, сообщил о нем летом 1918г. сам Федоров: «Свита волновалась: все хотели, чтобы Государь взял назад отречение. Федоров пошел к Государю, и вот, какой у них произошел разговор… На слова удивления по поводу отречения Государь сказал: „Вы знаете, Сергей Павлович, что я человек „terre-a-terre“