Химия жизни - страница 4

Шрифт
Интервал


Все жильцы звали бабушку Василису мамой. Вслед за ними я тоже звала её мамой. Так до самой её смерти в 1980 году и называла. Незадолго до смерти она благодарила меня за то, что я никогда не изменила ей и называла мамой до самого конца. Значит, для неё это было важно. Я очень любила её. Кстати, вслед за мной бабушку называла мамой и моя младшая сестричка Аллочка, которая родилась уже после начала войны – 3 июля 1941 года.

Когда мама Анюта приехала из Нежина, встал вопрос, как я её буду звать. Папа Антон предложил называть её мамусей. Так мы с Аллочкой и прозвали на всю её жизнь, так называем и в воспоминаниях.

Очень хорошо помню домик бабушки Василисы и дедушки Кузьмы. Крыльцо, небольшие сени, прямо – чулан, направо – входная дверь. Первая комната с русской печкой. Слева от неё полок. С него можно залезть на печь. Направо буфет, потом окно, у окна стол. Дальше другая комната. Налево вдоль стены, граничащей с печкой, стоит кровать. Напротив кровати между двух окон – комод. На комоде стоят мои любимые куклы Дуся и Алла. А за окном большой куст сирени. Почему-то считалось, что сирень мамусина. Видимо, она её сажала.


Я довоенная


Справа от двери ещё одно окно, перед ним стол. За этим столом в праздники собирались гости и пели песни. Почему-то мне не нравилось, когда пела бабушка. Украинские песни часто с грустинкой и философской подоплёкой (русские буквы «е», «и» по-украински звучат как «э», «ы»):

Стоiть гора високая,
Пonid горою гай.
Зелений гай, густесенъкий,
Неначе cnpaвdi рай!..
…До тебе, люба рiченько,
Ще вернешься весна.
А молодiстъ не вернешься,
Не вернеться вона.

Последние слова меня всегда печалили.

В углу, справа от стола, висел портрет Шевченко: в каракулевой шапке и кожухе, со свисающими усами. Чётко запомнился – видимо, я спала на кроватке напротив портрета, вот он и врезался в память. Шевченко на Украине очень почитали. Мама-бабушка научила меня читать его стихи:

Як бы мет черевики,
То пшла б я на музыки,
Горенько мое,
черевикiв немае.

Бабушка водила меня на праздничный концерт в школу, и там я выступала. Стихи читала, как водится, стоя на табуретке.

И дом, и двор я снова увидела пять десятилетий спустя, когда мне было пятьдесят четыре года. Ничего не изменилось, только теперешние жильцы перестроили крыльцо да срубили мамусину сирень. А сам домик и комнаты в нём оказались крошечными.