Но я ему не изменяла! Однако все здесь думали иначе.
Лопатками я чувствовала взгляды слуг и рабов. К вечеру о постыдной сцене узнает весь город. Наши семьи заключили соглашение, когда я ещё была ребёнком. И пусть затем дела у нас пошли плохо, но Ёнсу был благороден и не отказался от меня.
Этим ранним утром ветер пронизывал моё тонкое летнее кимоно. Он приносил с собой пряный запах цветущей сакуры. Но я ощущала лишь приторную тошнотворную горечь на корне языка. Меня трясло от холода. Хотелось проснуться от кошмара – но как проснуться, если кошмаром стала твоя жизнь?!
Вчера я легла спать расслабленная, счастливая, ведь каждый день приближал долгожданный миг свадьбы. Но на заре проснулась от крика матери Ёнсу. Она стояла на пороге моей спальни и показывала пальцем на незнакомого мужчину, что голым сидел на моём футоне, будто тайный любовник. Он почти сразу вскочил и бросился наутёк.
Я видела его впервые в жизни!
Но не смогла доказать это госпоже. Та подняла такой крик, что вскоре весь дом встал на уши. И теперь, не слушая никаких оправданий, мои вещи вышвыривали из дома как жалкий мусор.
Сундук был расколот и лежал на боку. Моя деревянная обувь валялась среди шелковых халатов, резных костяных палочек, гребней и расписных праздничных юкат, которые сшила мне мама и которые я бережно хранила. А теперь они сиротливо лежали на холодной земле под безжалостным взглядом утреннего солнца.
Огромный дом Ёнсу с резными деревянными балками и зелёной черепичной крышей сейчас враждебно смотрел на меня черными провалами окон.
Моя душа замерзала. А разум разрывало множество вопросов.
Кто тот мужчина, что спал в моей комнате?
Почему тот, кто говорил мне о любви – не хочет даже выслушать?
Я всё ещё невинна – это легко проверить, пригласив лекаря.
Но похоже – моя правда никому не интересна.
– Забирай своё жалкое приданное, потаскуха! – визгливый женский голос ударил по ушам.
Это мать Ёнсу – госпожа Рокомо – высокая и сухая женщина – ступила из парадных дверей дома на крыльцо. К ее морщинистому лицу приклеилось такое победоносное выражение, будто она и правда поймала опасного преступника. Юбка её расшитого журавлями кимоно хищно развевалась на ветру.
За ней молчаливой тенью следовал слуга из ёкаев – огромный мужчина с синей кожей, под которой бугрились мышцы. От висков, по линии роста волос, отходили, изгибаясь, толстые витые рога. Любого человека ёкай мог переломить как щепку, но стальная полоска ограничительного ошейника делала его послушнее верного пса.