Дни летели, как листья с осенних деревьев, унося с собой беззаботное детство Сони. Она взрослела, словно цветок, растущий к солнцу, и вот уже перед родителями стояла прекрасная четырнадцатилетняя девушка, чьи формы и изгибы напоминали им о том, как быстро летит время. Они смотрели на неё и не могли поверить, что та маленькая девочка, которая совсем недавно делала свои первые шаги и только начинала говорить, теперь стала такой взрослой. Соня выросла, но вместе с этим, выросло и чувство ностальгии в сердцах её родителей, по тому беззаботному времени, которое уже никогда не вернется.
Глава 2. Жизненные трудности.
Учёба в школе давалась Соне достаточно хорошо, она не была ни отличницей, ни двоечницей, просто прилежной ученицей, способной усваивать материал. Но не учёба была её главным занятием, а скорее наблюдение за тем, как на неё засматриваются парни, как они провожают её взглядом, когда она идёт по коридору, и как смущаются, когда их взгляды случайно пересекаются. Её длинные волосы, развевающиеся на ветру, и милая улыбка, брошенная невзначай, не оставались незамеченными, но теперь парни стали замечать не только это, они украдкой смотрели на её формирующиеся изгибы, на её округлившиеся плечи и бёдра, которые в сочетании с её стройной талией, создавали тот образ, от которого у парней сбивалось дыхание, и Соне даже нравилось это, хоть и не специально, она засматривалась на мальчиков. Несмотря на это, она как-то бессознательно старалась отстраняться от парней, возводя невидимую стену, никого не подпуская ближе к своему сердцу. Она считала себя не такой как все, хоть и была внешне прекрасной, в душе оставаясь одинокой девочкой, со своими, понятными только ей, загадками.
В школе Соне, несмотря на её отличное поведение, часто делали замечания. Учителя, словно блюстители строгих правил, с неумолимой настойчивостью просили не носить обтягивающую одежду, называя её неподобающей школьному дресс-коду, и запрещали яркие цвета, настаивая на строгом, деловом стиле, который, казалось, должен был отражать их представление о прилежном ученике. Соня, словно заключённая в невидимые рамки, ощущала, что её индивидуальность, та искра, которая делала её особенной, постепенно ускользает. Эти правила, которые, казалось, были придуманы, чтобы лишить её возможности самовыражения, вгоняли её в тоску, но, в то же время, в этих строгих, почти враждебных стенах, она находила временное убежище от удушающей атмосферы дома. С каждым днём родители Сони становились всё более отчуждёнными и контролирующими, словно они забыли, как это – доверять собственному ребенку. Где она была? С кем она была? Что так долго делала в своей комнате? Эти вопросы, словно назойливые мухи, жужжали в её голове, отравляя остатки её спокойствия, и она чувствовала, как с каждым новым вопросом, доверие между ней и родителями, становится все меньше и меньше. Там, за закрытыми дверями своей комнаты, Соня искала способ сбежать от навязчивого контроля, строила планы на будущее, мечтая о свободе. Она рисовала, писала стихи, или просто смотрела в окно, пытаясь поймать в стремительно бегущем мимо времени частичку собственной жизни. Но каждое мгновение было отягощено ощущением невидимого, но очень сильного взгляда со стороны. Вопросы родителей висели в воздухе, словно облака, непроницаемо закрывающие путь к её внутреннему миру. Каждый вопрос, каждое недоверие, каждое ограничение, словно свинцовые гири, давили на её хрупкие плечи, заставляя ее чувствовать себя все более бессильной. Внутри Сони росло чувство бессилия, словно её внутренний мир постепенно засыпал под ворохом разочарований и обид. Одиночество, холодное и липкое, как туман, окутывало её, заставляя чувствовать себя потерянной и непонятой, как будто её заперли в клетке из несправедливых правил и ожиданий, из которой, казалось, не было выхода.