– Знаешь, почему, – со злодейской ухмылкой спросил дядя Бенджамин, отпуская ей чай, – юные леди похожи на записных грамотеев?
– Не знаю, – послушно подыграла Валенсия. – И почему?
– И те и другие, – хихикнул дядя, – не могут отказаться от предложений.
Два дядиных продавца, Джо Хэммонд и Клод Бертрам, дружно фыркнули от смеха, и Валенсия возненавидела их с новой силой. Впервые увидев ее в лавке, Клод шепнул Джо: «Кто это?» А Джо ответил: «Валенсия Стирлинг, одна из дирвудских старых дев». – «Безнадежная или нет?» – осклабился Клод, очевидно считая, что удачно сострил. Сейчас Валенсия со жгучей обидой вспомнила этот подслушанный тогда разговор.
– Двадцать девять, – тем временем продолжал дядя Бенджамин. – Досс, дорогуша, ты вот-вот прикончишь третий десяток – и до сих пор не подумала о замужестве. Двадцать девять. Это же никуда не годится. – Тут мысль его двинулась еще более «оригинальным» путем, и он изрек: – Как летит время!
– А я полагаю, что оно ползет, – с чувством ответила Валенсия.
Не ожидавший от нее такой горячности, дядя Бенджамин растерялся и, взвешивая сушеные бобы (кузина Стиклс в последний момент вспомнила, что им нужны бобы – дешево и сытно), скрыл смущение за новой загадкой.
– Какие два мира означают иллюзию? – И, не дожидаясь «поражения» Валенсии, сам и ответил: – Мирьяж и мираж.
– Не мирьяж, а марьяж[6], – забирая покупки, поправила Валенсия, которой на мгновение стало безразлично, вычеркнет ее этот шутник из своего завещания или нет.
Она вышла из лавки, а дядя так и остался стоять с открытым ртом, затем, опомнившись, покачал головой:
– Бедняжка Досс расстроена.
Уже у следующего перекрестка Валенсия раскаялась в содеянном. Почему она не сдержалась? Дядя Бенджамин разозлится и наверняка наябедничает матери, что Досс ему надерзила, а миссис Фредерик целую неделю будет читать ей нотации.
«Я держала язык за зубами двадцать лет, – думала Валенсия. – Почему не могла подержать его там и сегодня?»
Да, прошло уже двадцать лет, отметила Валенсия, с тех пор, как ее впервые укололи отсутствием поклонников. Она отлично помнила тот горестный миг. Ей было девять лет, и она стояла одна на школьной площадке, пока ее сверстники играли в игру, в которой мальчики должны были выбирать себе пару среди девочек. Никто не выбрал Валенсию – маленькую, бледную, черноволосую Валенсию, с этими ее странными, раскосыми глазами, одетую в скучное сиротское платье с длинными рукавами.